быта.

Иудейский царь Ахав и его «нечестивая» жена Иезавель, с которыми ведет длительную

борьбу грозный Илья, одеты в царские одежды московского Двора времен Алексея

Михайловича. На слугах одежда русских крестьян: яркие рубахи, подпоясанные кушаками, и

пестрые порты из цветной набойки.

Весь храмовый ярус, посвященный Пророку Илье, проникнут чувством страстной

взволнованности. Драматическая напряженность особенно усиливается после мифического

«Спора о вере», где языческие жрецы, ожидающие «чуда» — воспламенения заколотого ими

тельца, — устраивают неистовые пляски вокруг статуи Ваала, а грозный пророк безжалостно

расправляется с «неверными», закалывая их ножом и низвергая в бурный поток. На другой

сцене мы уже видим Илью, припавшего ухом к земле. Над ним огромное облако,

предвещающее долгожданный дождь на иссохшую землю язычников.

В нижнем ярусе, посвященном Елисею, можно отметить ту же приподнятость

эмоционального языка, но уже в плане мирных, поэтических сцен из повседневной жизни

людей. Их отмечает простосердечная искренность и подкупающая зрителя теплота

человеческого чувства.

В рассказе о сонамитянке мы видим статную русскую красавицу, в доме которой

произошло радостное событие — рождение долгожданного первенца.

В следующей сцене изображено тучное поле золотистой ржи. Смуглые жнецы в ярких

рубахах жнут спелые колосья и связывают их в снопы. Движения жнецов легки и плавны и на

фреске напоминают застывший танец. Вся сцена проникнута радостным прославлением

жизни. В ее чистых, звучных красках — золотисто-охристых, розовых, малиновых,

фисташковых, белых и лазурных — воплотилось народное, земное чувство красоты.

Поэзию народного труда ильинские мастера запечатлели и в ряде других сцен. Например,

в рассказе о бедной вдовице показано, как два отрока переносят в бочонках масло, а в

сцене «Исцеление купцов Елисеем» изображен сбор яблок и приготовление в котле

фруктового отвара.

Все эти ранее не входившие в схему церковной живописи сюжеты ярославские художники

заимствовали с гравюр знаменитой голландской Библии Пискатора, вышедшей в

Амстердаме в 1614 и вторично в 1650 году. Ярославские мастера не просто копировали

западные образцы, а перерабатывали их по-своему, сохраняя в стиле древние иконописные

традиции. Образы, созданные ими, глубоко национальны и носят почти фольклорный

характер. Илья и Елисей похожи на мудрых старцев былинного эпоса. Слуги и работники все

как один «добры молодцы». Георгий Победоносец и другие воины на столбах напоминают

сказочных русских богатырей.

Неповторимое своеобразие ильинским росписям придает фресковый орнамент, в

изобилии покрывающий полотенца нижнего яруса, подоконники, порталы храма, одежды

всех персонажей, шатры, посуду, мебель и архитектурные кулисы. Орнамент состоит из

крупных спиралевидных побегов с замысловатыми цветами и почками. Все элементы его

образуют стройную гармоничную композицию. На подоконниках в цветочную орнаментику

введены изображения вазонов и райских птиц. В звучных и чистых красках орнамента

выразилась народная любовь к жизнерадостному узорочью. Даже земля на ильинских

фресках прорастает диковинными, сказочными цветами.

На паперти нарядные полотенца и расписные порталы дополняет изразцовый пояс,

выложенный из пятицветных поливных плиток.

Это единственная ярославская церковь, где керамика использована не снаружи, а в

интерьере храма. Опыт великолепно удался. Блестящая изразцовая поверхность

гармонически сочетается с бархатистой гладью пестрого ковра фресок.

Так как паперть — своеобразное преддверие к храму, здесь помещаются вход и выход в

него, то основной темой для росписи паперти обычно служат начало и конец Библии —

Ветхий завет, начиная с «Сотворения мира», и Апокалипсис — книга видений Иоанна

Богослова о конце мира. В Ильинской церкви на паперть вынесено изображение «Страшного

суда». Фрески паперти были выполнены в конце XVII — начале XVII1 века артелью

ярославских мастеров под руководством Федора Федорова и Федора Игнатьева.