Добродееву удалось дозвониться до прокурора города, с которым он парился в бане… Монах мельком подумал, что он, пожалуй, совершенно напрасно недооценивает силу банного братства, и дал себе слово немедленно ликвидировать пробел. Прокурор подсуетился, и на территорию фабрики прибыл наряд полиции. Разгоряченный Жорик, у которого был подбит глаз, заорал: «Ура! Победа!» Журналист тут же попытался оттеснить одного из мордоворотов, получил пару тычков и навесил сам. Прибытие наряда решило исход противостояния, и крутые пацаны, матерясь, убрались восвояси.

–Будешь почетным генеральным директором, – пообещал Монах журналисту. – Пожизненным! И бесплатные добавки до конца жизни.

Добродеев, потный, расхристанный, рассматривал разбитую камеру.

–Компенсируем за счет предприятия, – пообещал Монах.

–Это не моя, редакция заплатит. А этим ублюдкам я еще покажу! – кричал разгоряченный Добродеев, потрясая кулаком. – Они еще не знают, с кем связались! У Добродеева связи! Добродеев – почетный гражданин! Спасибо, Христофорыч! Материалец – пальчики оближешь! У нас на носу выборы мэра, он землю роет, рассчитывает на переизбрание, а тут рейдерский захват. И драчка получилась классная! Давно так не разминался.

–Ты с ним тоже в бане? – догадался Монах.

–Нет, Роме мотор не позволяет, и давление прыгает. Мы с ним соседствуем дачами. Я его жене синие гладиолусы из Бельгии привез, теперь вроде как родные. Пошли посидим? К Митричу. На сегодня отбились, можно расслабиться. А потом я сделаю пару звоночков… на всякий случай. Пошли?

И они пошли к Митричу. Монах позвал Жорика, но тот отказался – нужно было убрать территорию, выставить пикеты и соорудить баррикады. На войне как на войне.

Митрич вытаращил глаза на растрепанного Добродеева, и тот, махнув рукой, небрежно сказал:

–Махач случился, Митрич. Давно не дрался, застоялся. Как оказалось, есть еще порох!

–Ты… вы что, ребята? Подрались? – изумился Митрич. – С кем?

–С плохими парнями, Митрич. Враг бежал с позором! На Олега наехали, хотели отжать бизнес, ну мы им и вмазали.

–Садитесь, ребята, я ставлю! – засуетился Митрич. – Я сейчас!

Аппетит у обоих был как у волков. Мальчики наворачивали бутерброды и запивали пивом. Митрич едва успевал поворачиваться.

–Все-таки мужчина должен иногда драться! – сказал Добродеев. – Адреналинчика не хватает, драйва! Не жизнь, а преснятина. Олег, посмотри, у меня на скуле… что-то саднит! – Он наклонился через стол к Монаху.

Монах присмотрелся:

–По-моему, синяк. Ты считаешь, пресная? Я бы не сказал… Что новенького по «фарфору»?

–Пока не знаю. Новых убийств пока не было. Как там наш классик? Держится?

–Держится, но, сам понимаешь, дрейфит. Он один из троих, кто знал всех жертв. Кстати, у него прочное алиби на шестое ноября, когда напали на Лину. И частичное – на двадцать девятое октября, когда была убита Ирина. Кира вчера была у Пояркова, он вывернул ее наизнанку и теперь возьмется за клиентуру клуба.

–Давненько не было такого скандальца! – довольно заметил журналист. – Атмосфера в городе нафталинная, и вдруг такой ураган. А кто остальные?

Монах не спешил отвечать, смотрел загадочно.

–Да ладно, Христофорыч, мы же деловые партнеры, – напомнил журналист. – Кто?

–Дудко и Речицкий.

–Юрик Дудко? Из мэрии? – Добродеев радостно хохотнул: – Ну, жучила! Многодетный папаша! Можешь его вычеркнуть, Христофорыч, он не убийца.

–Ты уверен?

–Ручаюсь! Он просто дурак. И трус.

–Одно не исключает другого.

–Иногда исключает. Вот Речицкий… этот вполне способен. Скандалист, пьяница, игрок. Тот еще персонаж.

–Я завтра же попытаюсь с ними увидеться, – сообщил Монах.

–Между прочим, Дудко уже две недели под капельницей, язва желудка. Я наткнулся на улице на его половину, она взяла меня за рукав и полчаса докладывала в подробностях, как и что, включая результаты анализов. Так что девушка из цветочного магазина не его рук дело. Я ставлю на Речицкого. Но только в том случае, если у писателя алиби.

–Да уж… Кстати, у него интересный сосед, парнишка-компьютерщик – судя по виду, с большими странностями. Зовут Эрик. Чуть не убил меня, так и бросился! И я подумал, Алеша: а что, если убийца не член клуба, а кто-то, кто крутится рядом, мелкий, незначительный, не бросающийся в глаза. Но! Тот, который все видит и мотает на ус. Всевидящее око. Сосед, приятель, сослуживец кого-то из них, типа офисный планктон, даже курьер, которого просто не замечают, но он бдит. Даже уборщица в подъезде.

–Пресловутый человек в ливрее! – воскликнул Добродеев.