Шрифт:
— Точно так, ваше королевское величество.
— А куда смотрят сейчас эти пушки?
— Как куда? На королевский дворец. И снаряды к ним притащены в избытке…
Ультиматум дроздовцев (которые к пяти вечера изготовились более чем серьезно идти на прорыв) подействовал. Королевские войска отошли на «разумное» расстояние от железнодорожной станции. Решительность белых бойцов пугала румын угрозой нешуточных боев в собственном тылу, да еще во временной столице Яссах. Осторожный царедворец Авереску рисковать ни своим креслом, ни целостностью королевского дворца не помышлял.
Командир белой гвардии получил пропуск на беспрепятственный выход с территории королевства и шесть эшелонов (паровоз с паровозной бригадой, вагоны, платформы), которые должны были доставить бригаду в несколько сотен бойцов, броневики и автомашины, провиант, мортирную и конногорную батареи в бессарабскую столицу Кишинев.
Железнодорожные составы для дроздовцев нашлись на станции Александрия. Каждый воинский эшелон состоял из тридцати крытых платформ (товарных) вагонов и пятнадцати открытых платформ. Паровозные бригады находились там же, в Александрии (Дроздовский в крайнем случае был готов поставить на паровозы машинистами и кочегарами своих артиллеристов).
Из Кишинева нужно было двинуться на Дубоссары, а там переправиться по мосту (охрану его несли румыны) через реку Днестр. В этом приднестровском городке вполне реально могли оказаться австрийские или немецкие войска, которые после Брест-Литовска спешили занять как можно больше территории своего недавнего противника.
От Дубоссар, от днестровских берегов предстояло идти на Дон походным маршем по кратчайшему маршруту, уже вычерченному на штабной карте. Идти с боями? Сомнений в том у белых добровольцев не было: на мирный лад походных будней командир бригады никого не настраивал. И прежде всего самого себя. Белый романтик Дроздовский все же был большим реалистом в последний год своей жизни, в год 1918-й.
Реакция союзного румынского командования на ультиматум явилась для добровольцев большой моральной победой, которая еще теснее сплотила их вокруг своего командира Его потом назовут обладателем маленькой преторианской армии, в верности которой военному вождю сомневаться не приходилось.
Белоэмигрант А. В. Туркул в своих мемуарах «Дроздовцы в огне. Картина Гражданской войны 1918–1920 годов» тот особо ему запомнившийся февральский день в Яссах — день исключительно волнительный и тревожный — описывает так:
«…Мы стали военными бунтовщиками.
Дроздовский уехал в штаб Румынского фронта выяснять обстановку, а офицеры и добровольцы, подходившие к нам из города, стали передавать, что наш отряд со всех сторон окружают румынские войска. Мы немедленно отправили сторожевые охранения и выставили пулеметы.
У вокзала были брошены русские пушки. Мы расставили нашу артиллерию, с ней и эти пушки. Наши жерла были направлены на парламент, заседавший тогда в Ясском дворце. Было решено не допускать разоружения. Я помню бессонную ночь, помню ночное собрание старших начальников. Мы ждали приезда Дроздовского, мы решили пробиваться с боем, если румыны не согласятся нас пропустить.
Утром румыны прислали нового офицера с требованием разоружиться. Мы отказались и предупредили, что при первой же попытке разоружить нас силой огонь всей нашей артиллерии будет открыт по городу и парламенту.
А Дроздовского все не было. У многих не только росла тревога за него, но закрадывались и сомнения. В десять часов утра погожего ясного дня мы со всех сторон были окружены румынами и зловеще сверкало на солнце их и наше оружие.
Вдруг показался автомобиль. В нем Дроздовский. Он как будто бы махал белым платком Машина остановилась. Толпой, кто только был свободен, мы кинулись к командиру.
— Господа, — радостно сказал Дроздовский, махая листком бумаги, — пропуск у меня в руках — дорога свободна. После обеда мы выступаем.
От нашего молодого горячего „ура“ задрожали вокзальные стекла. Дроздовский не мог к нам вернуться вчера — его не пропустили. Тогда он снова поехал в штаб Румынского фронта и там раздобыл нам пропуск.
Мы стали лихорадочно грузиться в эшелоны. 26 февраля 1918 года бригада русских добровольцев полковника Михаила Гордеевича Дроздовского начала свой поход; я шел фельдфебелем второй офицерской роты. В Кишинев мы пришли эшелонами. Там подождали, когда придут последние эшелоны, и вот — поход начался.
Было нас около тысячи бойцов. Никто не знал, что впереди. Знали одно: идем к Корнилову. Впереди — сотни верст похода, реки, бескрайние степи, половодье, весенняя грязь и враги со всех сторон, свои же, русские враги.
Впереди — потемневшая от смуты, клокочущая страна, а кругом растерянность, трусость, шкурничество и слухи о разгуле красных, о падении Дона, о поголовном истреблении на Дону Добровольческой армии. Мы были совершенно одни, и все-таки мы шли.
Нас вел Дроздовский…»