– Я понял, Олег Геннадьевич, – серьезно сказал Паша. – Вы домой?

– Нет, в кабак, а потом по бабам! – в сердцах брякнул полковник. – Ну конечно домой. Подумать надо, выдохнуть. Не могу я в этом муравейнике ночевать, ты же знаешь.

– Все сделаем, – заверил лейтенант.

Сенокосов отключился. Одна мысль ему не давала покоя. Аномалия возникла и развивается без оператора, на то она и аномалия. Это область н-поля повышенной напряженности, свет, на который летят мотыльки-тульпы. Но без оператора тульпы не приманишь, не вытянешь, тульпу надо формировать, лепить, как гончар кувшин, как говорил Цветков. Кто же тогда вызвал этих, если оба их штатных оператора валяются в медблоке с «паутинками» на голове?

– Господи, спаси и сохрани, матерь Божья, пресвятая Богородица, убереги нас ото зла, – причитала Марина Семеновна, сидя на скамейке во дворе рядом с Улитой. Хмурые казаки говорили с отцом у калитки, рассказывали ему о Феде.

– Как же тебя господь уберег? – прижимала платок к лицу прихожанка. – Как же ты там оказалась, зачем же ты к нему в машину села, Улиточка?

– Ангел, – сказала Улита.

Марина Семеновна прекратила всхлипывать.

– Что ты говоришь?

– Ангел уберег, – повторила Улита. Синие с золотым крылья, они закрыли ее, когда машина вылетела на перекресток. Федя что-то говорил, смеялся и смотрел на нее – все время, не отрываясь, ей было тепло и при этом немного неловко, совсем чуть-чуть – зачем он так смотрит? А потом сбоку появился этот черный грузовик, но Улита не испугалась, потому что появился он, его свет обнимал ее, и ей было спокойно.

И сейчас спокойно и ясно, только почему все вокруг охают и плачут, разве непонятно, что с ней никогда и ничего не может случиться?

– Я и говорю, господь ангела тебе послал, – закивала Марина Семеновна. – Ох, что же теперь с мальчиком этим будет, говорят, он так разбился, так разбился… Чудо, истинное чудо с тобой случилось.

– Федя через две недели выйдет из комы, – ровно сказала Улита. – Через три месяца выпишут из лечебницы, только он ходить не сможет. Понадобится пересадка нижнего отдела позвоночника.

Марина Семеновна остолбенела.

– Улиточка, ты что такое говоришь?

– Вы спросили, что с ним будет, – пожала плечами девушка. Повернулась, посмотрела на прихожанку. Солнце пробивалось сквозь виноград, вьющийся по навесу, освещало скамейку. Русые волосы, растрепавшиеся из косы, вспыхнули вокруг головы. Глаза у Улиты были ярко-синие, бездонные, искрящиеся.

– Вы бы домой шли, Марина Семеновна, – ласково сказала она. – У вас стиральная машинка протекла. Вы же белье поставили?

– Поставила… – ошеломленно кивнула женщина.

– А шланг лопнул, – продолжала Улита. – Поторопились бы, соседей зальете.

Марина Семеновна качнулась, смяла платок дрожащими пальцами. Посмотрела на нее, потом подхватила сумку. Поднялась, не отрывая взгляда, на ватных ногах пошла к калитке. Шла и оглядывалась круглыми глазами, но Улита уже не смотрела на нее. Она подставила лицо солнцу, жмурилась.

Если поймать солнце взглядом, а потом закрыть глаза, то на внутренней поверхности век появлялись образы, они рождались из дымящейся сетчатки, ослепительная тьма, полная света, тьма, которая и была свет. Она меняла очертания, плыла и отливалась в образ крылатой фигуры, всегда только в этот образ.

– Его никто не посылал, – прошептала Улита. – Он сам пришел.

Отец проводил Марину Семеновну недоуменным взглядом, распрощался с казаками, пошел к дому.

– Улита, надо поговорить.

Девушка подняла на него лучистые глаза, и отец Сергий слегка смешался. Сел рядом.

– Ты себя как чувствуешь? Ничего не болит?

– Нет, папа.

Настоятель храма Михаила Архистратига вздохнул, приобнял дочь.

– Все будет хорошо, будем молиться за этого мальчика. Как его зовут, Федор?

Девушка кивнула.

– Даст бог, он поправится. Завтра молебен о здравии отслужу.

«А Веселовский крестил сына? – задумался вдруг настоятель. – А то прознают, что за некрещеного просфору вынимаю, так от благочинного схлопочу преизрядно».

Улита молчала.

– Дочка, – отец Сергий разгладил рясу руками, помедлил. – Зачем ты к нему в машину села? Разве мы тебя такому учили?

– Федя сказал, что довезет меня домой, – пожала плечами Улита.

– Но ты же всегда на возках ездила? И проездной у тебя был. Зачем ты к нему села? А если бы там не было казачьего патруля? Бог знает что могли бы подумать. Спасибо хорунжему Осташенко, он меня знает.

Она повела плечами.

«Никак без Прасковьи, – с тоской подумал отец Сергий. – Девочка растет, ей нужно с матерью поговорить обо всех этих делах».