Джим Коэн несколько опешил от такого предложения. Неужели положение стало настолько критическим, что поляки готовы поступиться частью суверенитета над западными землями в пользу США, лишь бы они не достались Германии. Будь на месте Джима другой человек, он тут же сообщил бы о предложении Пясецкого президенту США, потребовал бы созыва Совета национальной безопасности, и Вашингтон превратился бы во взбудораженный улей.

Но у Джима Коэна был свой собственный взгляд на польскую проблему. Поэтому он ограничился лишь тем, что пожелал Пясецкому приятно провести остаток ночи (польский премьер позвонил в Вашингтон в два часа ночи по варшавскому времени) и пообещал немедленно сообщить о его предложении руководству Соединенных Штатов.

Положив трубку, Джим пересчитал папки с секретными документами, положил их в сейф и захлопнул бронированную дверцу. После этого торопливо накинул пиджак и быстрым шагом направился к служебному выходу.

Пока Коэн шел, охранники успели предупредить его личного шофера. В этот момент над Вашингтоном разразилась короткая, но яростная летняя гроза. Стоявший у входа агент секретной службы раскрыл большой черно-белый зонтик и довел Коэна до его черного «кадиллака».

Шофер вопросительно посмотрел на Джима. Тот молча кивнул. Это означало: ехать домой.

Миновав контрольно-пропускной пункт Белого дома, шофер резко увеличил скорость.

Джим рассеянно наблюдал за тем, как на мгновение появился справа и тут же исчез «Карандаш» — памятник Вашингтону, проплыли массивное здание Национального музея естественной истории, белый купол Капитолия.

В этот момент зазвонил телефон.

— Коэн, — произнес Джим в прохладную трубку радиотелефона.

— Хелло, Джим! — услышал он голос президента. — Что там происходит в Польше?

«Все понятно, — подумал Коэн. — Агентство национальной безопасности, как обычно, записало мой разговор с Пясецким на магнитофон, а генерал Смит не преминул отослать эту ленту президенту».

Между Джимом и главой АНБ генералом Смитом с самого начала сложились крайне напряженные отношения. Помощник президента откровенно третировал генерала, добиваясь, чтобы все его функции сводились лишь к прослушиванию и записи телефонных и телеграфных переговоров, и не более того. «Политику, — любил подчеркнуть Коэн в присутствии Смита, — должны делать политики». Генерал бесился и мстил помощнику президента тем, что время от времени пытался выставить его перед главой Белого дома в невыгодном свете. Возможности для этого у Смита были большие, недаром его ведомство могло подслушать любой разговор на территории Соединенных Штатов и за ее пределами.

Коэн кратко изложил Пенну суть предложения Пясецкого, при этом добавил:

— Считаю, не стоит тратить время для обсуждения этой проблемы.

— Почему? — спросил президент.

Черный «кадиллак» помощника по вопросам национальной безопасности вырвался из застроенного правительственными зданиями Даунтауна — «Нижнего Города» — на просторы авеню Джорджия.

— Потому что по конституции вы не можете решить этот вопрос. Его все равно придется ставить на обсуждение в Конгрессе. И как бы вы ни давили на конгрессменов, большинство из них все равно выскажутся против принятия польского предложения. Изоляционизм силен сейчас в Америке, как никогда. У Соединенных Штатов хватает своих проблем, чтобы взваливать на плечи еще и часть польских. Рано иди поздно западные земли Польши все равно отойдут к Германии. На войну же с немцами не согласится в Америке никто!

Некоторое время президент молчал. Коэну даже показалось, что он попросту прервал связь.

— Нам надо в любом случае встретиться и обсудить эту проблему, — заявил, наконец, Джон Пенн.

— Вы только что услышали мою точку зрения на польский вопрос, — довольно сухо отозвался Джим. — Она полностью совпадает с мнением большинства Конгресса. В течение года или даже раньше западная Польша будет воссоединена с Германией. Помешать этому может только война. К тому же, — сердито передернул плечами Коэн, — когда вы брали меня на работу, я поставил одно-единственное условие: вечера я должен проводить дома, в кругу семьи. Сейчас я как раз еду домой, к детям. У вас есть ко мне еще вопросы, господин президент?!

— Кто ты такой? — четко разделяя слова, проговорил мужчина, резко оттолкнув от себя любовницу. Она всплеснула руками и повалилась на спину.

Черный зрачок «кольта» по-прежнему зловеще глядел Олегу в лоб. Смирнов чувствовал себя скверно.

— Меня зовут Олег Смирнов. Я частный детектив. Сюда пришел на беседу с лидером «Аль-Джихада» Ауном. Пока мы беседовали наедине, его отравили.

Наверху раздались беспорядочные автоматные очереди. Боевики Ауна ворвались, наконец, в номер и увидели, что их шеф мертв.

— Поэтому мне пришлось спуститься вниз, — спокойно продолжил Олег. — Кроме нас с Ауном никого больше в комнате не было, и его люди могут подумать, что это я отравил их лидера.

— Одевайся! — приказал мужчина своей любовнице. — И включи свет.

В номере стало светло. Олег с удивлением увидел, что перед ним вовсе не араб. Крупный нос с горбинкой, черные проницательные зрачки, выбритые до синевы щеки. «Ассириец, наверное», — подумал Олег.

— Смерть Ауна выгодна Израилю. Ты работаешь на Израиль? — сверлил Олега взглядом усатый.