Шрифт:
Однако Халл словно в воду канул.
– Джона! Как хорошо. Останешься? – Клаудия увидела, что он скачет через ступеньку к входу в «Тропикану».
– Где?
– Здесь! Приближается шторм, дружище. Сильный! – Клаудия вытянула руку, и капли упали ей на ладонь. – Не могу не любить бурю, потому что лучшие гости города собираются у нас в холле как в самом безопасном месте! Не будет дурным тоном, если я начну им раздавать мокрые рекламные буклеты?
Он покачал головой:
– Клод, я ищу Халла.
– Его здесь нет. А что случилось?
– Не важно. – Джона переступил с ноги на ногу. Одна его половина рвалась искать Халла, а другая приросла к земле. – Все собрались в подвальном этаже?
– Сидят как миленькие. Узнают теперь, чего на самом деле стоит «Тропикана».
– Как убежище на случай Всемирного потопа?
– Сейчас не до шуток, – рассердилась она. – Хотя скоро можем стать и подводной лодкой. Или пещерными людьми, например. У мамы с папой, кстати, была отличная коллекция декоративных шкур животных.
Будут сидеть как в бомбоубежище, подумал Джона. Помоги им всем Господи. Однако его мысли тут же вернулись к исходной точке. Вокруг которой они все время крутились.
Он не имел права спрашивать – после всего, что недавно устроил, – но слова сами вырвались у него изо рта:
– Эйвери уже здесь?
Клаудия смерила его презрительным взглядом:
– Она уехала, Джона. И тебе спасибо не сказала.
– Куда уехала?
– Туда и уехала. В Штаты. К залитым огнями улицам, холодным зимам, своей деспотической мамаше и беззаботному папаше. Думаю, здесь мы все ее достали. И эта прекрасная бабочка наконец вспомнила, что у нее есть крылышки. Хотя нет. Вылет рейса до аэропорта имени Джона Кеннеди – через пятнадцать минут. Или она улетела пятнадцать минут назад. Без разницы, впрочем.
Время замедлилось, а потом вовсе остановилось. Эйвери уехала. Навсегда. Ушла из его жизни. Осознание этого накрыло его как темным мокрым плащом. Джона удивился, что вообще смог говорить.
– Но она вполне могла побыть еще пару дней.
Клаудия на секунду оторвалась от списка гостей, который со счастливым видом заполняла, и взглянула на Джону:
– Пришло время ей вернуться к настоящей жизни. Не смогла уговорить ее остаться.
– Даже ты?
– Слушай, приближается шторм. Мне некогда всем этим заниматься. Пошевели мозгами, и сам все поймешь!
Он и сам ломал голову над произошедшим. Да так, что она едва не трещала от напряжения.
Почему? Почему он опустил себя так низко? Боялся, что она его унизит, и решил ее опередить? Жизнь преподала ему несколько горьких уроков. В том числе в юные годы. И ничто не гарантировало ему защиту от новых бед.
Он не сидел сложа руки и боролся наперекор злой судьбе. Работал как вол. И мог трудиться упорно и дальше. Если бы только, черт возьми, это сделало его жизнь такой, какую он для себя хочет. Сделало его счастливым.
– Не беспокойся о Халле. – Клаудия приостановила его терзания. – Он найдет себе в шторм безопасное местечко. Собаки хорошо соображают.
– Какой шторм?
– Такой! – Она взяла его за щеки и повернула к большим дверям, за которыми, словно полчища захватчиков, катились по небу свинцовые тучи. Дождь усиливался.
Откуда, черт возьми, налетел этот шторм? А флотилия прогулочных судов? Боже, что с ней будет? Почему его не предупредили?
Он вызвал по телефону «Северный чартер».
– Нора? Скажи Тиму, чтобы…
Джона слушал вполуха ответ, спускаясь по лестнице к выходу из отеля и смотря на зловещие тучи. К счастью, Тим догадался, что шефу не до метеопрогнозов, и принял необходимые меры. Молодчина! При первой же встрече получит повышение по службе.
Джона нажал отбой и посмотрел на небо. И сердце его сжалось от страха.
Эйвери полетит через это?
– Если увидишь Халла, – крикнул он, а его голос звучал как со дна колодца, – укрой его. Только ничего на него не накидывай.
– Все поняла! – ответила Клаудия. – А ты куда?
– За нашей девочкой. Верну ее домой.
– Вперед, дружище! – И она захлопнула входную дверь.
Халл сильный. Халл умница. Сидит где-нибудь сухонький, пережидает ливень. Джона тоже так собирался поступить, пока его не сразила весть об отъезде Эйвери.
Шторм отодвинул на второй план все остальное. У Джоны сердце разрывалось от тревоги за девушку, которую надо было во что бы то ни стало спасти. Прежде он не ощущал такого страха. И надежды.