Мир переполнен смыслом и цветом, когда он просто касается меня. Его объятия единственное, чего можно желать до смерти.

Я несмело оборачиваюсь, боясь, что Лео перестанет меня обнимать, и сама держу его за руки. Тепло! Сколько же дней вечности я хочу провести в окружении тепла его тела! В этот момент, когда он рядом, и я держу его, словно заплаканный ребенок спешащую на работу мать, мне уже безразлично: испытывает ли он ко мне ответные чувства. Мне плевать, нужна я ему или нет, плевать, следуя какому корыстному мотиву, он догнал меня и обнял! Есть только сейчас. Мне слишком жаль тратить время на размышления о его чувствах. Он рядом…

– Ты хочешь снова заболеть? – с родительской сердитостью обращается он ко мне.

Я смотрю на него так открыто, как только мне хватает души. Больше всего хочется, чтобы Лео узнал истинную мощь моей к нему симпатии, словно эта самая сила может растопить лед в его сердце. Как в сказке, что я читаю: нужно любить его очень сильно и заколдованная льдинка растает. Если я не буду бороться, то значит, я сдалась и предала его.

– Ты вся дрожишь. – не дожидаясь ответа, снова говорит он.

Я желаю сказать ему многое, но как всегда, слова существуют лишь в моей голове и никак не хотят срываться с губ. Это раздражает, есть желание врезать себе по голове. Что за блокирующий механизм не дает мне раскрыть всех своих чувств?

Я нехотя размыкаю пальцы и делаю Лео свободным, но к моему удивлению и восхищению, он не уходит обратно к машине. Вместо этого, он стоит и смотрит мне в глаза, бегая взглядом; точно пытаясь прочитать по моему лицу ответ на вопрос. Задать его он не решается. Мы повисаем где-то между пространством и временем, ощущаю, что стоит нам только открыться друг другу и дать ответы на все интересующие вопросы, или хотя бы на один из них, на самый главный – мы влюблены? – тогда события примут кардинальный поворот. И я всерьез жду, что он спросит меня, хочу ли я быть с ним, но ничего не происходит.

Не происходит!

И это разочарование наполняет меня отвратительной горечью, будто я съела горсть могильной земли.

– Из тебя никакая пленница. – констатирует он с едва коснувшейся губ улыбкой.

Почему ты молчишь? Я не хочу дурацких посторонних разговоров ни о чем, не желаю шутить! Просто намекни, что чувствуешь ко мне что-то, а не дари утешительного приза в виде улыбки и отказа от решения не говорить со мной.

– Скоро все закончится, это я могу тебе пообещать. – ровным голосом заверяет Лео и двигается с места, в направлении Олимпа.

Секунду я смотрю ему в спину, а затем иду следом.

– Лео… - зову я его. Голос сухой и сдавленный, точно я не разговаривала уже давно. – Я не хочу возвращаться домой.

Мое признание – это крик о помощи, мольба, облаченная в крохотную, не симпатичную форму, но если ему не безразлично, он обязательно поймет.

У красной машины не только Афина и Спартак, с ними рядом молодой мужчина. Его нижняя челюсть утопает в густой черной бороде, это тут же бросается в глаза. Взгляд острый и напряженный, вспыхивает, как только он замечает меня. Не могу понять, что вызвало в нем такую реакцию. Думаю держаться от него как можно дальше, пока не станет известно, кто он такой и какие цели преследует.

– Это мои друзья, мы все пришли с Окраины. – обращается уважительным тоном Спартак к незнакомцу, как только мы подходим.

Я смотрю на Афину, ее спокойное, слегка усталое выражение лица, говорит мне о том, что опасаться нечего и скоро все станет ясным.

– Лео, это Бруно, он Смертный и он хочет нам помочь.

Парни пожимают друг другу руки, но я замечаю, что Лео настроен к незнакомцу не так доброжелательно как остальные, всматриваясь в его глаза, замечаю в них напряжение и готовность нанести удар, хотя руки его не сжаты в кулаки как обычно.

– Кое-что происходит. – многозначительно говорит Спартак, поднимая бровь. Может быть, это их условный знак?

– Восстание удалось. Мы полностью контролируем город и численностью превосходим Бессмертных. – обращается Бруно к Лео. В глазах мужчины пляшут искорки задора, но не здорового, пугающего.

Он мне совсем не нравится. В том, как он бросает на меня непринужденные взгляды есть что-то угрожающее. Я не хочу, чтобы парни верили ему.

– Правительство? Элита? – спрашивает Лео.

– Правительство полностью… - Бруно запинается, подбирая нужное определение, и улыбается мне такой улыбкой, что я больше не нуждаюсь в разъяснениях. – Скажем так, оно ликвидировано. Больше нет диктатуры и неравенства! Мы свободны!

Лео сдержанно кивает, давая понять Бруно, что согласен с происходящим и, оставляя Импалу, мы все идем в город.

Как только я оказываюсь в городе, тут же улавливаю неприятный тяжелый запах гари, рассеивающийся по всей территории Олимпа. Где-то я его уже чувствовала, но вспомнить оказывается трудно.