Шрифт:
И вот: все вернулось к тому, каким было. Кьяло и тот мордоворот, которого я теперь мысленно величала быком, все так же пылали решимостью наставить друг другу синяков, я продолжала подпирать собой стену в арке, а остальные выполняли функцию наблюдателей. Грустно. В том, что «бык» сильнее, чем мой защитник, я нисколько не сомневалась.
Про меня все словно забыли, увлеченно споря о сильных и слабых сторонах обоих противников и даже делая на них ставки.
А колени у меня все-таки дрожали. Неприятное чувство, особенно на фоне предыдущей мысли, что страх прошел. Чтоб хоть как-то избавиться от нервной трясучки, я присела на корточки. Рядом недовольно завозилась крыса, разбуженная моими движениями. А я ведь совсем про нее забыла. Вот почему это животное ко мне прилипло? Жило бы себе в родной подворотне, общалось с собратьями. Или с сосестрами, в зависимости от того, какого оно пола.
Я вытащила крысу из кармана и проверила. Оказалось, мужского. И что теперь? А ничего! Свое природное любопытство я удовлетворила и не имела ни малейшего понятия, чем еще можно заняться. Впадать в истерику больше не хотелось. Говорят же, что у подростков исключительно гибкая психика и они могут адаптироваться практически ко всему. Вот и адаптируюсь. Наблюдаю за повадками местных жителей. Пытаюсь хоть что-то запомнить из языка. Уже выучила три слова, но, по-моему, все непечатные. Как видно, не только в России умеют разговаривать на сплошном мате.
Грустно и одиноко. И очень хочется есть. Надо было все-таки поужинать дома. Потому что вряд ли кто-то в этом мире загорится нестерпимым желанием бесплатно меня накормить. И напоить. И спать уложить.
О чем я думаю? Думать надо о другом, гораздо более позитивном. Вот не успела я сюда попасть, как из-за меня уже дерутся. Из-за меня дерутся парни! Расскажу кому – не поверят! Обычно я сама с кем-нибудь дерусь. Впрочем, это я и здесь уже успела. Да… Я легонько пошевелила левой рукой. Больно, конечно, но вроде все двигается и ничего не сломано, уже хорошо. Ну опухла немножко, ну синяк во все запястье. Ладно, переживу. А это еще что?
Бандиты снова дружно поймали тишину. И я опять услышала цокот с той стороны, куда удалились стражники. Лошади скакали быстро, очень быстро, но теперь к стуку копыт примешивалась еще какое-то громыхание.
Парни, которые до этого толпились посреди дороги, привычно отбежали к домам. Я осталась в своей арке. И почти сразу же мимо нас промчалась черная карета, запряженная парой лошадей. Я даже не успела рассмотреть, из какого угла она вылетела и куда свернула, в памяти остался только рисунок на дверце – серебристая змея, свернувшаяся в кольцо и кусающая собственный хвост. Кажется, это символ вечности. Хотя в этом мире он может означать что угодно. Например, то, что владелец кареты любит змей. Или, наоборот, не любит.
Не успели затихнуть вдали громыхания одной кареты, как в противоположном конце улицы показалась другая. У них тут главная магистраль, что ли? Такими темпами Кьяло и «бык» до утра не подерутся! А до рассвета было не так уж и далеко. Восточный край неба уже посветлел и теперь радовал глаз чистой голубизной. Я, правда, очень "смутно представляла себе, где здесь восток, но подозревала, что вот где небо посветлело, там он как раз и есть. В любом случае погода была такая, что если бы я не мокла полночи иод дождем, то в жизни не поверила бы, что он был. Таким утром нужно ехать в лес за грибами или спешить на пляж, чтобы занять самое удобное местечко. А я торчу здесь, жду драку и пялюсь на проезжающие кареты. Маразм!
Очередная карета была коричневая и дребезжащая. Не знаю, каким чудом она не разваливалась на запчасти, в очередной раз подпрыгивая на выбившихся из мостовой булыжниках. По сравнению с предыдущей, черной, она выглядела как «запорожец» рядом с «мерседесом», да и ехала гораздо медленнее. Кучер сидел, уныло свесив голову на грудь, и, казалось, просто спал. В карету была впряжена одна-едннственная серая лошадка со спутанной гривой и грустными глазами, в которых отражалась слепая покорность судьбе. Почему-то она напомнила мне меня же в сложившейся ситуации. Вот сижу тут, глажу крыса и жду, что будет дальше. А надо двигаться и бороться. Жить надо! Я поглядела вслед удаляющейся карете. Медленно встала, потянулась, размяла ноги, затекшие от долгого сидения на корточках.
И побежала.
Все равно куда, лишь бы подальше. Все равно к кому, лишь бы выслушали и поняли. Лишь бы помогли вернуться домой, проводили до пентаграммы, подсказали нужные слова. Лишь бы убежать.
Вслед за мной, забыв о разногласиях, устремилась вся банда, в этом я убедилась, оглянувшись через плечо. Хотя показалось, что Кьяло бежал чуть медленнее остальных. Зато «бык» несся во весь опор, пыхтя от напряжения и выкрикивая короткие звучные фразы. Мой запас здешнего мата обогатился сразу на десяток слов, и я искренне пожалела, что за всю свою жизнь так и не научилась ругаться, а значит, вряд ли смогу их применить.
Что-то блестящее пронеслось мимо виска и зазвенело о мостовую. Приглядевшись, я опознала короткий широкий нож. Интересно, кто у них там такой специалист по метанию, что даже на бегу почти попал. Хорошо, что огнестрельного оружия я пока ни у кого не видела. Хотя много ли я вообще здесь видела?
Еще один нож пролетел почти вплотную к руке, распорол рукав футболки, но каким-то непостижимым образом запутался в нем же и саданул меня но локтю рукояткой. Я на бегу отцепила его (при этом рукав разодрался окончательно) и запихнула в карман шортов. Не в тот, работавший мусоросборником, а в другой. Карманов в моих шортах было много.