Все эти трескучие рапорты на имя генсеков, начиная от Сталина, кончая Черненко, развратили республиканских, областных и районных руководителей. Каждый секретарь райкома партии чувствовал себя удельным князьком, которому и Москва не указ. Никто этому князьку в районе не смел становиться поперек дороги со здоровой критикой. Пытавшихся критиковать настигала жестокая, незамедлительная кара. Сейчас открылся путь к демократизации, гласности и выборности руководства. Очень трудно новому руководству разгребать завалы мерзости, перевоспитывать зажиревших князьков, прививать вкус настоящей партийности во всех звеньях государственного руководства, прививать ленинские нормы жизни коммунистам.

Я искренне желаю товарищу Горбачеву крепкого здоровья и сил, энергии и времени, чтобы довести до конца задуманную перестройку нашей жизни.

Слишком развратила нас лесть, лживость и расшаркивание перед сановниками всех мастей. Очень много предстоит борьбы с гнилыми богатеями, накопившимися у нас после смерти Ленина.

Совершается еще одна Революция на моей памяти.

Время – великий строитель и эскулап. Оно залечило все раны, нанесенные фашистами нашей земле.

…На обновленной площади у Финляндского вокзала на броневике Революции стоит и призывает нас двигаться вперед наш бессмертный Ленин.

… Победно реет красный стяг над штабом Революции – Смольным.

… По-прежнему из великого прошлого в светлое будущее смотрит баковое орудие «Авроры».

… На Марсовом поле Вечный огонь осеняет розоватый гранит могил, первых героев и жертв 1917 года.

… Я прихожу и склоняю голову перед вами, строгие жители могил Пискаревского кладбища. Тихо стучит метроном. А мне кажется, что это бьются четыреста тысяч сердец блокадников Ленинграда, захороненных здесь.

… Давно сияет золотой шлем Исаакия, и под перезвон курантов летит в неизведанное ангел на шпиле Петропавловской крепости.

… Медный Всадник вздыбил коня и по-прежнему сурово смотрит на Запад.

… Как хорошеет Ленинград. Я иду по его знаменитым проспектам, узнаю старых знакомых и кланяюсь вечным реликвиям.

… Все такой же, как в дни блокады, в золотых доспехах Марса стоит Суворов. Он так и простоял открытый всем смертям всю войну и блокаду Ленинграда, как символ мужества и неустрашимости. Его не охраняли деревянные плиты и песок.

Сколько немцы положили снарядов вокруг него. Но ни один осколок не коснулся бронзового изваяния Генералиссимуса.

… Как и прежде стремительны чудо-кони на Аничковом мосту через Фонтанку. Заботливые руки закопали их в саду Дворца пионеров во время войны и сохранили это творение Клодта; только на гранитных постаментах рваные раны от фашистских снарядов. Они останутся на граните как клятва непобедимого города.

…Все такая же улица Росси. Стройная и певучая как удар смычка. Неповторимый памятник зодчему и человеку.

… Вот и он – по-человечески мудрый мечтатель и бунтарь, соловей и мученик России – аникушинский Пушкин на площади Искусств.

Узнаю и тебя, розоватый дом в начале Невского проспекта. И все так же, как в дни блокады на твоем фасаде начертано: «Граждане, эта сторона улицы во время обстрела наиболее опасна!» Носи и дальше эту надпись, как боевую награду.

… Все такой же Летний сад, выпестованный Петром Великим. Сколько шрамов и рубцов залечили на твоих стволах добрые руки садовников. И ты, благодарный, даришь щедро нам тень и прохладу.

… И ты, стремительная Адмиралтейская игла, с веселым парусником на семидесятиметровой вышке, товарищем героев прошлого, мечтателей и бродяг.

… Вот она, чарующая стрелка Васильевского острова, с бордовыми Ростральными колоннами-маяками. С белокаменной Биржей, вдохновенным подарком зодчего Тома де Томона.

… И необъятная, величавая Дворцовая площадь с главным сооружением: Главным штабом, смотрящим легионом своих окон на Александрийскую колонну и на пышные чертоги Зимнего дворца.

Улицы и переулки. Площади и проспекты. Набережные и мосты. Приветствую вас. Вы ничего не забыли: ни народных восстаний, ни наводнений, ни дней войны и блокады, ни Дня Победы. Мир вам и слава!

Прошли годы. Установилась хорошая, нужная традиция встречи ветеранов войны.

[73] …дел этого товарища. Осенью 1985 года читаю в газете «Известия» под фотографией, что Геннадий Петрович Вороновский назначен министром электротехнической промышленности СССР. Если бы под этой фотографией не было такой подписи, я с уверенностью бы сказал, что этот человек мне не знаком.