Вечером Брайна вернулась с дойки. Молоко, пенясь, переливалось через край вычищенных до блеска ведер, пузырилось, и в воздухе стоял запах свежескошенной травы.

Брайна увидела, как Сорка возвращается из леса, зачерпнула полную кружку молока, заткнула за пояс подол платья и выбежала ей навстречу:

— Пожалуйста, Сорка, выпей кружку молока. Что ты морщишься? Если выпьешь, я тебе кое-что расскажу!

— Что рыжая отелилась? — спросила Сорка.

— Не догадаешься. — Брайна протянула ей кружку с молоком. — Выпей лучше, пока я не передумала.

— Сначала скажи! — капризно сказала Сорка.

— Ну, скорее, не путай меня! — Брайна всучила ей кружку.

— А если я не могу?.. — Сорка взглянула на пенившееся молоко и передернулась, будто держала в руках мышь.

— Вы поглядите, как она капризничает, будто пятилетний ребенок, ведь ты уже невеста! — Старуха подбоченилась, оглядела Сорку и покачала головой. — У других детей праздник, когда молоко появляется в доме, а здесь разбрасываются Господней милостью. Грешно, Сорка, грешно!

Сорка открыла рот, чтобы сделать глоток, но тут же закрыла его и захныкала:

— Но я совсем не могу!

— Ну, нет, так нет. — Брайна повернулась, будто собираясь уходить.

Сорка собралась с духом, закрыла глаза, словно перед ней было не молоко, а касторка, и выпила кружку залпом.

— Ну, отравилась? — Брайна забрала пустую кружку. — Ай, Сорка, какая ты дикая!

Сорка подхватила под руку Брайну, которая едва доставала до Соркиного плеча, и пошла с ней рядом, как кавалер с дамой.

— Ну, хватит, ты, глупышка! — вывернулась старуха.

— Так что ты хотела мне сказать?

— Да, знаешь, кто приехал?

— Кто?

— Тетя Гитл с Борехом.

— Правда? Что вдруг?..

— Тетя Гитл приехала договориться о свадьбе, а Борех уж наверняка останется у нас. Отец пока познакомит его с людьми, покажет его, дай Бог, выйдет из него приличный торговец!

Брайна увидела, как выражение Соркиного лица внезапно изменилось, она побледнела. Сорка повернулась на одной ноге, хотела улыбнуться, будто речь шла не о ней, но не удалось. Она опустила глаза, открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но вместо этого стала молча поддевать носком туфли камушки, лежавшие под ногами.

Брайна поглубже заправила подол платья за пояс, будто принимаясь за тяжелую работу, взяла Сорку под руку, подвела ее к поросшей мхом скамейке рядом со стойлом и уселась рядом.

На дворе было тихо. Время от времени корова терлась о стену хлева и вновь затихала. С каштана посреди двора спустился воробей, за ним другой, за ними, громко хлопая крыльями и чирикая, посыпалась вся стайка. Птички наскакивали одна на другую, купались в песке, сбиваясь в клубок, потом, вдруг перепугавшись, сорвались с места и с громким чириканьем черным пятном снова взлетели на каштан.

У курятника показалась босая Марьяна с большим железным ситом в руке и позвала цыплят на ночлег:

— Цып, цып, цып, цып!

Со всех сторон сбежались куры, петухи, гуси, утки, все с открытыми клювами. Гусак, задрав голову, разгонял кур и уток, освобождая место для гусей. Всех разогнав, он расположился посредине, склевал несколько зерен, вытянул длинную шею, расправил крылья и произнес громкое: га-га, га-га, га-а!

Брайна искоса глядела на Сорку, качая головой, будто сочувствуя ей. Она не могла смотреть, как гусак отгоняет других птиц, привычно топнула ногой и проговорила: «Кыш, сучья кровь! Кыш!»

Со вздохом Брайна осмотрела двор, где ей был люб каждый камушек, каждая травинка. Когда Сорка положила голову к ней на колени, Брайна вспомнила, как много лет назад сидела на той же скамейке с отцом Сорки и отчитывала его за ссору с родителями, за желание жениться на дочери пастуха. Глаза старухи наполнились слезами, она молча смотрела перед собой и увидела сквозь слезы, как сквозь стекло, череду событий, произошедших словно вчера: будто вчера она бежала за Мордхе, желая причесать его, а тот, упрямец, хотел, чтобы Брайна выдрала из лошадиного хвоста пару волосинок и сделала силок для ловли птиц. Еще вчера, кажется, родилась Сорка. У нее были такие пухленькие пальчики с прозрачными ноготками. Брайна таскала ее целый день на руках… А если Господь прислушается к ее молитве, она доживет до того, когда будет носить Соркиных детей на руках… Но вот что! Наверное, не надо было вмешиваться в дело с пастушеской дочкой? Кто знает, может, это наказание Господне? Мордхе — вдовец уже столько лет. А теперь Сорка. Колесо крутится, крутится…

Брайна погладила Соркину голову и откашлялась:

— Сорка, я прошу тебя, мне ты можешь рассказать. Я вижу, что тебя что-то мучает. Что-то не так, скажи, что ты скрываешь? С тех пор как ты стала невестой, бродишь, как тень. Что, тебе не нравится Борех? Скажи! Что ты молчишь? Может, тебе нездоровится? Хотя мне кажется, что Бореха тебе не в чем упрекнуть. Он учит Тору и работает, как завещал Господь. Ну? Кто же знает? Я скажу тебе правду! Ты, доченька, в папу, вы похожи как две капли воды! Это у тебя в крови! Отец по молодости не хотел жениться! Видишь, что получилось? Врагу не пожелаешь! Разве у нас много таких Сорок, как ты? — Брайна вытерла глаза. — Мы трясемся над тобой! Я тебя прошу, Сорка, скажи мне, что тебя терзает!