— Да я, — сказал Данилыч и запнулся, словно перца глотнул, но тут же оправился и спросил: — А шо, Николай, хозяйки твоей дома нема?

— В Кирилловку до матери с первыми петухами подалась. Заходи, никто тебя не съест.

— А я и не боюсь… Меня зъисть — шо рыбью кость проглотить, — отпарировал Данилыч и первым запрыгал по дорожке, пробитой среди виноградных кустов.

— Проходите, — сказал капитан Белов, — я зараз прийду.

С этими словами он нырнул в виноградник. Минуты через три, пока мы с Данилычем любовались висевшими над нашими головами темными с легкой краснотцой гроздьями душистой «Изабеллы», в беседку вернулся хозяин и поставил на столик блюдо с янтарно–золотистым виноградом.

— Кушайте, — сказал он и сел рядом со мной.

Я оторвал две–три виноградинки. Белов улыбнулся, подал мне большую кисть крупного, почти прозрачного винограда и сказал:

— Ешьте, ешьте, это же «березка»! Такого винограда нигде больше, как у нас в Ветрянске, нет!

Виноград действительно оказался превосходный: теплый, сладкий, ароматный, он, как говорится, таял во рту. Капитан Белов сам не стал есть, он лишь «поклевал» немного и сразу же занялся табаком. Затянувшись, помолчал, словно ждал, чтобы я вволю полакомился виноградом, а потом спросил, давно ли я из Москвы, что нового в столице, какие появились еще новые станции метро, — он был в Москве два года тому назад, проездом из Калининграда. Спросил еще о ГУМе и Сельскохозяйственной выставке. И лишь после этого, как бы между прочим, поинтересовался, зачем приехал я в Ветрянск, отдыхать или по делу. Когда я объяснил ему цель своего приезда, капитан Белов вздохнул и сказал:

— Дело ваше, конечно, интересное. Я ничуть не сомневаюсь, что для науки весьма важно найти способ борьбы с лабиринтулой… Камки у нас тут уйма. Колхозы продают ее мебельным фабрикам в Харьков, Витебск. Можно было бы продавать в десять, в сто раз больше — мягкая мебель нужна стране. Можно наладить химическую переработку водорослей, но для нас главное — рыба. Набезобразничали мы тут бог знает как… Сразу и не расхлебать. А с камкой, я думаю, можно и подождать трошки… Вы море–то наше знаете?

Я ответил, что впервые здесь.

— Жалко, — сказал он, — море богатеющее!.. Эх, если бы я мог пойти с вами! Но где там! Ветер скоро уляжется, в Слободке ни одного мужчины не останется, кроме Скибы, почтаря, керосинщика да купцов наших: Вани, Гриши да Леши. В Слободке будут царствовать женщины да детишки…

Капитан Белов замолчал и, насупив подгоревшие на солнце брови, жадно раскуривал папиросу.

— Слушайте, — сказал он, выпуская густую струйку дыма, — а что, если вы — ну, как бы вам сказать?.. — попутно, между делом, не отвлекаясь от главной задачи, познакомились бы с состоянием рыбного хозяйства? Пока, как говорится, суд да дело, поговорили бы с нашими рыбаками. Ну, скажем, со Стеценкой. Да вот Александр Данилыч и познакомит вас. Он у нас член поселкового Совета, старый активист, его все и он всех знает. Да и сам он тут, на море, вырос. Добудьте шлюпку, сходите сначала на Бердянскую косу, потом на Обиточную. Сами увидите, какое наше море. А затем на ту сторону — к Талгирскому и Рубцовскому гирлам, к устью Кубани, в Темрюкский залив. Не знаю, захочется ли вам уходить оттуда. Будет время, подайтесь к устью Дона. Вот где, как говорит Данилыч, планида настоящая! Какие там гирла, ерики!.. А Утлюкский лиман и Гнилое море за Арабатской стрелкой? Вот бы у вас получилась диссертация! Глядишь, там, в центре, и обратили бы должное внимание на наше море. А то ведь все смотрят на Каспий, Баренцево море да на Дальний Восток: там и суда промысловые новейшие, и научные экспедиционные корабли, вроде «Витязя», о котором можно только мечтать, а у нас…

Капитан Белов махнул рукой.

— Вообще, скажу я вам, — продолжал он, — рыбе все–таки мало внимания уделяется. Вот у нас тут строятся огромные заводы, вся степь покрыта хлебом и подсолнухами, виноград, овощи… А о рыбе!.. Э! Да что там! Рыба — это богово дело! Редко когда наше начальство рыбой интересуется. А как приедет кто, Скиба берет волокушу, лучшую бригаду — и давай в море. Театр настоящий! Вот какие они, дела–то! Шлюпку вам надо обязательно моторную: на веслах вы дальше кута бухты не пройдете. А вот где моторку взять? — Капитан Белов снял фуражку, насупил брови и задумался.

— Моторок тут много, — заметил Данилыч.

— Много, — сказал капитан Белов, — а начни искать, не найдешь. Ну у кого есть моторки?

— На «Азовкабеле», — сказал Данилыч.

— Так.

— У Пархоменки, — продолжал Данилыч.

— Эх, легче поймать на бычковый крючок белугу, чем получить моторку у Пархоменки! — воскликнул капитан Белов.

— У МРС…

— МРС вчера на ремонт поставила свой катер.

Данилыч хлопнул рукой по столу.

— У Скибы в складу стоит красавец катер!.. Ну тот, шо министр в премию в пятьдесят третьем году дал…

— Правильно! Молодец, Данилыч! — обрадовался капитан Белов. — Но вот получить этот катерочек можно только через Маркушенку… Это наш новый секретарь горкома партии, — пояснил капитан Белов, — толковый мужик… Идите до него. Без горкома Скиба не дасть. Конечно, — продолжал он, надев на голову мичманку, — был бы он настоящим человеком, сам бы дал. Но разве он дасть? Как же, катер–то сам министр дал колхозу в премию за план пятьдесят третьего года!.. А катерок–то с автомобильным мотором, аккуратненький, рояль, не катер! Если горком скажет, Скиба вам на дом его доставить… С чего вы думаете начинать? Карты у вас есть?

Я ответил, что у меня есть контурные карты и генеральная…

— Этого мало, — сказал он. — Вам нужны рыбацкие карты, у каждого капитана они есть, но не каждый даст их. Не любят тут вашего брата, говорят: чудите вы, рыбу отпугиваете от моря. Да-а!.. Это пошло еще с Дальнего Востока, где ученые начали иваси изучать, она взяла да и ушла. Конечно, иваси не из–за ученых ушла, но подите докажите старикам, что это не так! Они говорят: «Вот раньше не было ученых на море, а осетры и белуги были, да такие, шо теперь и во сне не увидишь». Да-а, — произнес он задумчиво и вместе с тем выжидательно, словно хотел, чтобы я возразил ему. — В институте, в Керчи, есть хорошие карты. Да-а, — повторил он, — дела у нас тут незавидные, и не так просто сделать их завидными… Вы, когда с вокзала шли, видели большой красный дом, ну, каменный, там, где ясли? Так–так, правильно, он самый! А знаете, чей это дом был когда–то? Петренко тут такой был — хлипкий рыбачонок, ну, невезень настоящий! Как он только не старался в люди выбиться! С утра до ночи в море, мотня у него вовсе не просыхала, — ничего не получалось. Весь в долгах, как паршивая овца в репьях. Да какое там! За жинкой приданое получил — она у него из зажиточных была, с Кубани, — и то все прожил. Потом батрачил у одного захребетника, но свои сетки да крючки на белугу не забывал: все надеялся на счастье. И вот, как рассказывают старики, — не знаю, врут или правду говорят, — однажды осенью, когда рыбаки вернулись с моря, как подоенные коровы, счастье–то и привалило. Ему на крючок попалась белуга около ста пудов веса. Он–то один так бы и загнулся на ней и, конечно, не взял бы, да тут рыбаки пожалели его, пошли на помощь, правда, выговорили с него три ведра водки. Да что там водка, когда такая красавица на крючок попала!