героев сказать и себе кое-какую горькую правду: а не слишком ли привыкли мы

к исхоженным "сатирическим тропам"?

В пьесе "Постоялец" есть положительный герой. В семью, где царит

зависть, где свило себе гнездо стяжательство, где люди забыли свое народное

первородство, приезжает старый учитель хозяина дома - скромный, тихий

человек с маленькой просьбой, да еще и не о себе, а о другом. И в данном

случае пьеса не теряет своего сатирического накала, как это бывало с другими

сатирами. Почему же? Почему пребывание положительного героя в сатирической

комедии на этот раз не помешало ее обличительной силе? Как видно, потому, что Михалков нашел для своего героя особое положение в системе сатиры.

Постоялец в чужом доме не имеет особого голоса, он никого и ничему не учит, не кричит, не растолковывает, он пытается отойти в тень, не мешать, чтобы

его поменьше было видно и слышно. В самом слове "постоялец" уже заложена

некая извинительная интонация, некая застенчивость, робость предполагаемого

характера в определенных обстоятельствах быта. Постоялец - это, наверное, человек незаметный, не претендующий на какой-либо вес в доме. Михалковский

постоялец молчит, но самим своим присутствием, присутствием добра в доме зла

он творит очистительную нравственную работу. Это счастливо найденное

сочетание тихого положительного начала и громко разговаривающего начала

отрицательного придает сатире Михалкова особую неповторимость, ее

поучительный урок глубже доходит до сердца.

В сатирическом театре Михалкова есть работа, стоящая как бы особняком,

– инсценировка сатирических произведений Салтыкова-Щедрина, названная в

театре "Современник", где ее поставили, "Балалайкин и Кo". Гневным словом

сатиры, обращенным к прошлому, спектакль возвышал современность, звал людей

к новым победам духа, к нравственному очищению.

Но почему именно к Михалкову обратился театр, когда захотел показать

Салтыкова-Щедрина сегодняшнему зрителю? Вероятно, потому обратился театр к

Сергею Михалкову, что для этого нужен был автор, наделенный определенной

гражданской смелостью. Сатира Салтыкова-Щедрина не из ласковых, бьет больно

и наотмашь, причем в спектакле достается от него не только городу Глупову и

господам Балалайкиным, но и кое-кому сегодняшним, житейски недалеко ушедшим

от знаменитых героев щедринских сатир. Для того чтобы инсценировать

Салтыкова-Щедрина, нужна была и творческая смелость. Эту смелость нашел в

себе Михалков.

И поэтому столь органично вписывается в сатирический театр Михалкова

новая его работа, сделанная по мотивам рассказа Достоевского "Крокодил.

Необыкновенное событие, или Пассаж в Пассаже" (сценическая композиция носит

название "Пассаж в Пассаже"). Взяв у Достоевского великолепную сатирическую

основу "Пассажа" - титулярный советник, по несчастному случаю, оказался в

чреве крокодила, и что из этого вышло, - Михалков по-гоголевски развил

данный сюжет, переложил его для сцены.

Михалков никогда не принадлежал к профессиональному клану так

называемых инсценировщиков, которые лучше или хуже, но приспосабливают те

или иные прозаические произведения к специфическим законам сцены.

Инсценировщик, как правило, приглушает все, что связано в романе или повести

с описанием внутренней жизни людей, и выводит на свет рампы наиболее

действенные коллизии прозы, наиболее энергичные витки ее сюжета. Потому и

становятся понятными упреки в том, что был обеднен некий роман, некая

повесть.

С.В.Михалков, дважды обращавшийся к русской классике, идет

принципиально иным, куда более содержательным путем. Современным путем.

Нынешний театр, все теснее объединяющийся с большой прозой, стремится

выразить все ее богатство, а не только сюжетные перипетии. Передать

богатство классики для сегодняшней сцены - это значит в первую очередь

выявить глубинный, нравственный смысл произведения, и не вообще, а

применительно к нынешней эпохе, к новым заботам истории. Рассказ