Конечно, это уже не была просто картинка с драконом. Под ней был корявый стишок:

Если спросят, она скажет, что это просто шутка. Не поверят – сотрут картинку, и придется искать иной способ.

С этих пор Петра рассылала эту картинку с каждым письмом, в том числе к другим детям, и получала ее обратно в их ответах, так что они поняли, что она делает, и стали помогать. Выпускают ли картинку из этого здания, понять было невозможно – на первых порах. Но наконец стали приходить ответы снаружи с той же картинкой. Петра убедилась, что шифрованная записка не удалена из письма.

Теперь вопрос был только в том, увидит ли записку Боб и посмотрит ли достаточно внимательно, чтобы заметить загадку, которую надо разгадывать.

Сколько дней нужно просидеть взаперти в окружении охранников, чтобы почувствовать себя пленником? Боб не страдал клаустрофобией в Боевой школе и даже на Эросе, где низкие потолки жукеровских туннелей висели над головой, как автомобиль на подъемнике. Боб узнал, что это такое, здесь, находясь взаперти со своей семьей в четырехкомнатной квартире. Он метался (у него было такое чувство, будто он мечется, хотя на самом деле он сидел спокойно), пытаясь придумать, как вернуть себе контроль над собственной жизнью.

Быть под чужой защитой само по себе достаточно плохо – Боб никогда этого не любил, хотя такое уже случалось, когда Проныра защищала его на улицах Роттердама, когда сестра Карлотта спасла его от верной смерти, подобрав на улице и отправив в Боевую школу. Но в те оба раза Боб сам мог что-то сделать и проследить, чтобы все шло как надо. Сейчас было не так. Он точно знал, что что-то пойдет не так, как надо, но сделать ничего не мог.

Солдаты, охранявшие квартиру и окрестности дома, – отличные и верные ребята, и в этом у Боба не было причин сомневаться. Они его не предадут… наверное. Чиновники, которые держат в тайне его местонахождение… нет, это точно будет честный недосмотр, а не сознательное предательство, когда его адрес станет известен врагам.

А сам Боб может пока только сидеть и ждать, прикованный к месту собственными защитниками. Они были той паутиной, которая держит его связанным в ожидании паука. И ничего, совсем ничего Боб не мог сделать, чтобы изменить положение. Если бы Греция вела войну, Боба с Николаем приставили бы к работе – составлять планы, вырабатывать стратегию. А когда речь заходила о режиме безопасности, их считали просто детьми, которых надо защищать и о которых надо заботиться. Если бы Боб стал объяснять, что лучший способ его защитить – это выпустить его отсюда, предоставив полностью самому себе на улицах большого города, где он, безымянный и безликий, мог бы затеряться и уйти от любой опасности, – толку бы не было. Потому что они видели всего лишь ребенка, и ничего кроме. А кто станет слушать ребенка?

О детях должны заботиться взрослые.

Те самые, у которых не хватает сил этих детей защитить.

Бобу хотелось выбить окно и выскочить наружу.

Но он сидел тихо. Читал книги. Входил в Сеть под своими многочисленными аккаунтами и бродил там, выискивая клочки информации, просочившиеся из военных систем всех стран, надеясь найти что-нибудь, что наведет на след Петры, Мухи Моло, Влада и Дампера. Он надеялся определить какую-то страну, проявляющую чуть больше самодовольства, благодаря имеющимся на руках козырям. Или страну, которая стала действовать более осторожно и методично, потому что за ее стратегией появились мозги.

Но это оказалось бесполезно, и Боб знал, что так он ничего не найдет. Настоящая информация в сети не попадет, пока не станет слишком поздно. Кому-то она известна. Факты, которые нужны Бобу, чтобы найти своих друзей, есть на десятках сайтов, Боб это знал – знал, потому что так всегда бывает, и потом историки будут на тысячах страниц удивляться: как это никто не сложил два и два? Как это никто не заметил? А вот так. Те, кто владел информацией, не знали, чем владеют, а те, кто мог бы это понять, заперты в квартире на заброшенном курорте, куда и туристы уже не хотят ездить.