– Очень трудно все это воспринимать всерьез, Боб, – вздохнул Сурьявонг. – Но если ты сейчас завопишь «Обдурил!», я тебя убью.

– Может быть, я ошибаюсь, – сказал Боб. – Но я не шучу.

Они добрались до помещения для посетителей, и там никто ни на одном компьютере не работал. Боб вошел в систему под одним из своих многочисленных псевдонимов и написал письмо Граффу и сестре Карлотте.

– Так писать нельзя, – сказал Сурьявонг. – У тебя нет доказательств против Наресуана. Я на него зол, но он верный таец.

– Можно быть верным тайцем и все равно хотеть моей смерти, – возразил Боб.

– А моей?

– Если надо, чтобы это выглядело как злодейская диверсия извне, – сказал Боб, – то вместе со мной должен погибнуть и храбрый таец. Что, если нашу гибель выдали бы за действия индийской диверсионной группы? Это ведь была бы провокация для объявления войны?

– Чакри провокация не нужна.

– Нужна, если он хочет, чтобы бирманцы верили, что Таиланд не собирается захватить кусок их территории. – Боб вернулся к письму.

– Просто тошнит, как подумаю, насколько это для меня будет унизительно. Кто эти люди, которым ты пишешь?

– Люди, которым я доверяю. Как тебе.

Перед тем как отправить письмо, Боб добавил к списку адресов адрес Питера под именем Локка.

– Ты знаешь брата Эндера Виггина? – удивился Сурьявонг.

– Встречались однажды, – ответил Боб и вышел из Сети.

– Что теперь? – спросил Сурьявонг.

– Теперь, думаю, надо где-то спрятаться, – сказал Боб.

Тут послышался взрыв. Задребезжали стекла, вздрогнул под ногами пол. Лампочки мигнули, компьютеры стали перезагружаться.

– Вовремя успели, – сказал Боб.

– Что это было? – спросил Сурьявонг.

– Оно самое, – ответил Боб. – Думаю, мы оба погибли.

– И где же нам прятаться?

– Раз они это сделали, значит думают, что мы были в доме, и сейчас за нами следить не будут. Пойдем ко мне в казарму. Мои люди меня спрячут.

– И ты готов поставить на это мою жизнь? – спросил Сурьявонг.

– Вполне, – ответил Боб. – Пока что мои успехи по сохранению твоей жизни потрясают.

Выйдя из здания, они увидели военные машины, которые мчались туда, где в лунной ночи клубился черный дым. Другие машины направлялись к выходам с базы. Никого не будут впускать или выпускать.

К тому времени, когда Боб и Сурьявонг добрались до казарм, где был расквартирован отряд Боба, уже слышалась стрельба.

– Сейчас убивают липовых индийских шпионов, на которых все свалят, – сказал Боб. – Чакри с сожалением проинформирует правительство, что они не сдавались в плен и захватить живым не удалось никого.

– Ты опять его обвиняешь, – сказал Сурьявонг. – Почему? Откуда ты знал, что так и будет?

– Наверное, догадался, потому что слишком много умных людей действовали по-дурацки, – ответил Боб. – Ахилл и чакри. И он на нас злился. Почему? Да потому, что ему неприятно было нас убивать. Значит, ему надо было убедить себя, что мы – нелояльные мальчишки, испорченные МЗФ. Мы для Таиланда опасны. А раз он нас ненавидит и боится, то убийство вполне оправданно.

– Отсюда и до заключения, что нас хотят убить, еще не близко.

– Наверное, они хотели сделать это у меня дома, но я остался с тобой. Вполне вероятно, что они планировали и другую возможность: чакри нас пригласит на встречу в каком-нибудь месте и нас там убьют. Но мы проторчали несколько часов у тебя, и тогда они сообразили, что это и есть возможность. Надо было только связаться с чакри и получить согласие на отступление от плана. Наверное, им пришлось спешить, доставляя на место фальшивых индийцев, – а может, это действительно были схваченные лазутчики. Или могли накачать наркотиками тайских преступников, у которых будут найдены изобличающие документы.

– Плевать мне, кто они, – отмахнулся Сурьявонг. – Я не понимаю, как ты узнал.

– И я не понимаю, – признался Боб. – Обычно я очень быстро анализирую и точно знаю, как я понял то или другое. Но иногда подсознание берет верх над сознанием. Так случилось в последней битве, под командованием Эндера. Мы были обречены на поражение. Я не видел решения. И все же я что-то сказал, какое-то ироническое замечание, горькую шутку – и в ней было решение, нужное Эндеру. С тех пор я очень внимательно отношусь к этим подсознательным процессам, дающим ответ. Я пересмотрел свою жизнь и вспомнил много случаев, когда говорил то, что не было результатом сознательного анализа. Как тогда, когда мы стояли над лежащим Ахиллом и я сказал Проныре, чтобы она его убила. Она не стала, и я не смог ее убедить, потому что сам не знал зачем. Но я понял, кто он такой. Я знал, что, если его не убить, он убьет ее.