Майя начала всхлипывать. Абеке стояла не шелохнувшись. Роллан опустился на корточки и ударил кулаком по льду.

– Роллан… – начал было Тарик.

– Я не видел, – тихо сказал Роллан. – Меня отвлекла моя… та женщина Айдана, и я не обратил внимания на Пию. Наверно, она врала. Зря я не посмотрел на нее. Простите меня.

Абеке качала головой. Мейлин медленно крутилась вокруг своей оси, словно хотела что-то найти в этой ледяной пустыне.

Конор ничего не видел. Только горная гряда и горизонт. Ни города, ни людей, ни пути к спасению. Даже если они снова отправятся на юг, еды не хватит на обратное путешествие в Эвру.

Время потрачено зря, а захватчики не сидят на месте. Возможно, этот подлец Шейн уже нашел Шуко, пока они бесцельно бродят по бескрайнему Северу.

Конор сел на землю. Он покинул отчий дом, бросил свою семью, потому что считал, что поступит благородно, если поможет в поисках талисманов. Но погибнуть в этой ледяной пустыне вовсе не благородно, а просто глупо.

– Ну что, жаждешь увидать Арктику, Тарик? – спросил Роллан. – Хочешь увидеть Эрдас во всех проявлениях его красоты?

Тарик открыл было рот, но потом, видимо, передумал и не стал говорить то, что вертелось у него на языке.

– Как думаешь, Эссикс поможет? – спокойно спросил он.

– Эссикс, ты что-нибудь видишь? – обратился Роллан к птице. – Пожалуйста, поднимись повыше и погляди как следует.

Когда Эссикс послушно взлетела, у Конора стало совсем скверно на душе. Кажется, даже Эссикс понимала, насколько безнадежно их положение, раз беспрекословно повиновалась Роллану.

Поскольку им оставалось только сидеть и ждать возвращения Эссикс, они решили съесть свои скудные порции еды. Конор надеялся, что черствого хлебца и кусочка вяленого мяса хватит, чтобы восполнить силы и вновь обрести веру, но еда провалилась в пустой желудок, только раздразнив его. Майя разожгла огонь, пытаясь всех согреть, но он быстро погас; попробовала возобновить игру «лучшее блюдо на свете», но мысли о еде только сильнее угнетали.

Тарик изучал компас, разбирая его по частям.

– Он когда-то был настоящий, но Пиа его сломала. Он вел нас в никуда.

– Она с самого начала не собиралась нам помогать, – сказал Роллан.

– Она хотела, чтобы мы погибли, а она по-прежнему проживала бы свою вечную жизнь, – холодно сказала Мейлин твердым голосом.

Майя расхаживала туда-сюда и с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

Спустя какое-то время прилетела Эссикс и села Роллану на плечо. Убедившись, что птица ничего не нашла, он разочарованно поник.

– Когда мы были наверху, я тоже не видел никаких селений, – сказал Конор.

– Каких еще селений? – нахмурился Роллан. – в Арктике нет городов.

– Да нет, я говорю про Ледяной град. В песне говорится, что медведица спит в Ледяном граде.

– Если только песня – не враки, – возразил Роллан.

– Не бывает в песнях врак, – сказал Конор. Абеке кивнула, и он, обрадовавшись, что она его поддержала, продолжил: – Судите сами: из песни мы узнали, что Шуко как-то связана с городом саамов – так и оказалось. Ее там не было, но ведь раньше она там бывала! Может, в словах песни кроется что-то еще.

Конор откашлялся, стиснул в руке свой посох и запел. Голосок у него был не сильный, но пастухам частенько приходилось петь, хотя обычно их слушателями были всего лишь безучастные ко всему овцы.

– Погоди, «окиян» – это океан? – спросила Мейлин. – А то ведь мы уже на севере от «окияна».

– А ледяной хребет – это, наверно, та горная гряда, – сообразила Абеке.

– То бишь мы ищем ледяной город, – подытожил Конор.

– И где его искать? – поинтересовался Роллан.

– Ну, мы уже к северу от ледяных гор, – стал рассуждать Конор. – Еще одна подсказка…

– Запад, – сказал Тарик.

– Да, а в последней строчке говорится о «солнце, что окунается в воды прибрежные». Зуб даю, Шуко где-то неподалеку от западного побережья Арктики.

– По крайней мере на побережье можно будет поохотиться, – подытожил Тарик.

– Хоть на кого-нибудь… – пробормотал Роллан.

Итак, они отправились на запад. Они шагали и шагали. Шагали и шагали. На закате солнце светило им в лицо, а на восходе – в спину.

Конор пытался не считать дней. От чисел на него накатывало отчаяние. Два – осталось два хлебца; ноль – яблок вообще не осталось.

Утром они доели последние остатки еды, кто-то даже заплакал. Может, он сам. Или вообще все разом. Сил не хватало поднять голову и посмотреть.