– Полина… Поля… – и с этими словами без сознания повалилась лицом на гриву коня.

Когда он вернулся домой, Катя, увидев Полину, всплеснула руками:

– Кто ж ее так?!

– Не помнит она ничего, – сказал Юрий. И добавил: – Бричкина убили.

Катя лишь кивнула удовлетворенно, пока что было не до разговоров. Она нагрела воды, промыла девочке рану, смазала какой-то мазью, сделала перевязку. Девочка все еще была в бесчувствии.

Они уложили ее в кровать, и лишь после этого Катя наконец спросила:

– Бричкина, говоришь, грохнули? Слава богу! И кто ж это его?

Рассказ Юрия она выслушала спокойно, в трудные минуты она умела держать себя в руках.

Дослушав, чуть усмехнулась:

– Выходит, добрались. Что поделаешь, надо быть готовым ко всему. – С этими словами она пошла в погреб и вернулась оттуда с разобранным карабином и двумя наганами – в свое время Юрий поотнимал это добро у каких-то здешних лесных бандюг. Собирая карабин, вздохнула: – Значит, Тайный Суд все-таки существует…

Тут девочка зашевелилась на кровати и открыла глаза.

– Так кто ж тебя так? – спросила Катя.

Теперь уже девочка была способна говорить.

– Не знаю, – прошептала она. – Я только шорох сзади услышала… Обернуться не успела… Больше ничего не помню.

Катя кивнула:

– Да, знакомый почерк: свидетелей они не убирают, Катехизис не велит. – Потом снова повернулась к девочке: – А где живешь – вспомнила?

Полина чуть было не сказала, но вдруг прикусила губу: почему-то не хотела говорить.

– Ну и ладно, – ласково улыбнулся Юрий, – не хочешь говорить – не надо. Ну а из каких ты будешь?

Девочка так и лежала с прикушенной губой. Потом собралась и проговорила жалостливым голосом:

– Дяденька, а можно я говорить не буду?

Уже хотя бы то было хорошо, что врать, судя по всему, не любила.

– Ну, дело твое, – согласился Юрий.

На лице ее появилось облегчение.

– Будешь пока жить у нас, – сказала Катя, – а там поглядим.

Но последних ее слов Поля уже не слышала. Она спала.

А ночью у нее случился жар, такой, что думали – не выживет.

Выжила.

Начало было положено. Теперь предстояло найти случай встретиться с теми двоими, Катей и Васильцевым, воочию. Но обстоятельства этой встречи надо было сперва хорошо обдумать, иначе можно запросто от них и маслину в лоб получить.

И Викентий думал. В иные дни думал с утра до вечера, даже поесть забывал, не до того было. А когда сваливало сном, сразу зачем-то появлялся Федька-Федуло, и вся та жизнь с Викентием Ивановичем представала перед ним.

Со временем, когда узнал от Викентия Ивановича о Тайном Суде, ему даже стало нравиться его двойное существование: с утра до вечера мазуриком Федулой на Сухаревке, а с вечера до утра – Викентием, помощником другого Викентия, палача Тайного Суда. Втайне, бывало, иногда думал: глядишь, время придет – и он, бывший Федуло с Сухаревки, станет таким же, как его новый друг.

Да какой там друг! Отца своего он не помнил и именно как отца воспринимал теперь Викентия Ивановича.

К зиме об этом Тайном Суде он знал уже многое. Суд возник лет пятьсот назад, а может, и намного ранее. Целью же Тайного Суда было восстанавливать справедливость в этом мире, где ее, справедливости, пока что с гулькин нос.

Особенно нравилось Федьке-Викентию слушать про давнюю историю этого Суда. Графы, герцоги, короли – и те страшились и не больно-то распоясывались, если кто-то поблизости произносил слова: «палка, камень, веревка, трава, страдание».

Викентий Иванович давал ему записи, в которых рассказывалось о некоторых делах Суда, и Федька-Викентий диву давался, к какой же силище он, оказывается, примкнул! Это не то что Минька Прыщ, которому пофартило примкнуть к уркам. Там тоже сила, но это смотря с чем сравнивать. Если с Тайным Судом – то просто смешно: вшивота!

Как вон это Суд с одним зарвавшимся маркизом расправился! Хоть дело было еще при царе Горохе, но все равно впечатляло! Тот маркиз, узнав, что Тайный Суд им занялся, стал прятаться аж в самом Лувре, во дворце французских королей.

Что, помогло? Шиш с маслом! Нашли в том же дворце повешенным. Да где?! В королевском нужнике!

Или тот царский полковник, что над детьми измывался навроде покойного Упыря. Ехал себе тот полковник в поезде – и вдруг нет его. А где он?

А вот где: возле рельсов прибит колом к земле. Ну, кто, кроме палача Тайного Суда, так сумеет?