«Нужно перестать щуриться», – приказала она себе и жестом подозвала маленьких спаниелей. Они поспешили к ней, клацая когтями по гладкому полу и высунув языки. Она относилась к ним, как к детям, и часто играла с животными. Они одни были счастливы здесь.

– Да, мои дорогие, – сказала она. – Думаю, на обед будет курица, а может быть, и баранина. Я принесу вам чего-нибудь вкусненького.

Звон колокола позвал на обед, как происходило каждый день. Дамы встали и направились в зал, где их ожидали накрытые белыми скатертями длинные столы. Они никогда не ели вместе со слугами Шрусбери в большом зале; их пути почти не пересекались.

Как обычно, к столу подали шестнадцать блюд: семь мясных, три овощных, три супа и три сладких десерта. Меню оставалось неизменным. Словно лунатики, они приступили к трапезе, которую совершали уже много раз. Вчера, сегодня, завтра – все дни были одинаковыми.

«Теперь я знаю, что такое вечность, – подумала Мария. – Какой-то шутник однажды сказал: «Вечность – это два человека за столом и олений окорок». Но он не мог представить сорок человек и шестнадцать неизменных блюд».

Они поднялись из-за стола. Мужчины отправились по своим делам, собираясь растягивать их как можно дольше, чтобы заполнить свободное время. Кучер будет полировать карету, блестящую после вчерашней полировки, потому что она никуда не выезжала. Аптекарь – переставлять склянки и менять местами порошок мандрагоры с настойкой купены и тинктурой молочая. Камеристки – проветривать и перетряхивать платья королевы, и так свежие после вчерашнего проветривания, и аккуратно складывать их на прежнее место. Конюхи выведут на прогулку трех лошадей королевы, но ей не разрешалось сопровождать их. Секретари примутся раскладывать писчую бумагу и ровнять воск для печатей. У них будет как минимум десять часов на эти занятия перед отходом ко сну, а утром они вернутся к заведенному распорядку.

Медленно прихрамывая, Мария возвращалась в свои комнаты и размышляла о том, будет ли она сегодня вечером вышивать или читать историческую книгу. Может быть, ей разрешат прогуляться со щенками во внутреннем дворе. Но колени и лодыжки ныли так сильно, что даже короткая прогулка представлялась нелегким испытанием. К тому же у нее начинала болеть голова.

– Мадам, – сказал Бургойн, пристроившись рядом с ней. – Вижу, сегодня ходьба причиняет вам особое неудобство.

Мария удивленно посмотрела на него. С годами он усох, сгорбился и стал похожим на гнома. Его подагра доставляла ему гораздо больше мучений.

– Вы страдаете больше меня, друг мой, – ответила она. – Однако должна признать, сегодня ноги ноют больше обычного. Неужели вы когда-то спасли меня от оспы ради этого?

Она улыбалась, когда говорила это, чтобы он не принимал ее слова всерьез.

– Вы получили известие от королевы о том, когда сможете отправиться в Бакстон? – спросил он.

– Да, когда вишни созреют в январе, а свиньи будут танцевать гальярду [10] , – ответила она.

– Но она не может быть настолько жестокой! Шрусбери регулярно ездит туда.

– Да, но она говорит, что я могу сбежать, и даже его жилье там недостаточно хорошо охраняется. Для женщины, изувеченной ревматизмом, нужна надежная тюрьма.

– Напишите ей снова, – настаивал он.

– Я уже не менее пятнадцати раз обращалась к ней по этому вопросу. Боюсь, на шестнадцатый раз я не смогу найти убедительных слов. – Мария улыбнулась. – Что ж, придется обойтись вашими пластырями из горячего воска. Они действительно помогают.

Они вместе прошли по галерее, где Мария развесила портреты своих шотландских предков, и остановились у входа в ее покои, когда к ним подбежал Энтони.

– Гонец из Шотландии! – воскликнул он и указал во двор, где человек в запыленной одежде с большой закрытой корзиной в руках о чем-то беседовал со стражниками. Они оживленно жестикулировали. Наконец человек достал письмо и протянул его охранникам. Лишь после этого ему разрешили спешиться и войти в дом в сопровождении другого стражника.

Мария ждала, пока они приближались к ней по галерее.

– Ваше величество, – сказал гонец, сняв шляпу и преклонив колено. – Я приехал от леди Босуэлл, матери вашего мужа. От его… покойной матери.

Леди Босуэлл! Мария никогда не встречалась с ней, но знала, что Босуэлл унаследовал от нее свое мужество и упорство, которое она проявила после того, как его отец жестоко избавился от нее. Будучи леди Морэм, она с высоко поднятой головой наблюдала за тем, как ее бывший супруг встретил свой бесславный конец, не глумясь над ним, но и не сочувствуя ему. Босуэлл часто рассказывал о ней, и Мария знала, что он посещал ее. Но гонец сказал, что ее больше нет.

– Она умерла? – спросила Мария. – Мне очень жаль.

Она жестом пригласила его в свои покои. Оказавшись там, Мария попросила его передать письмо. Опустив корзину, он вручил ей послание и извинился за то, что оно было вскрыто.

– Я знаю причину, – сказала Мария. – Все письма, которые официально приходят ко мне, должны просматриваться. Именно поэтому я… мы, – она кивнула в сторону Энтони и Клода Нау, которые находились в комнате, – поддерживаем другую линию сообщения, которую, увы, тоже часто перекрывают.