– А я что? – говорит он. – Я уже все сказал.

– Кто еще? – спрашивает Альваро.

Эухенио подает голос.

– Я скажу. Нам стоит попробовать кран. На плечах у нашего друга Симона толковая голова. Кто знает, может, он прав. Может, нам и правда стоит двигаться в ногу со временем. Никогда не узнаем наверняка, если не попробуем.

Слышен рокот одобрения.

– Что ж, попробуем кран? – говорит Альваро. – Сказать нашему товарищу из Отдела дорожного строительства, чтоб подогнал его?

– Я за! – говорит Эухенио и вскидывает руку.

– Я за! – говорят грузчики хором, поднимая руки. Даже он, Симон, поднимает руку. Принято единогласно.

Кран прибывает наутро в кузове грузовика. Когда-то он был выкрашен в белый, но краска облупилась, а металл проржавел. Похоже, кран долго простоял на улице под дождем. И он меньше, чем ожидалось. Он ездит по лязгающим рельсам, водитель сидит в кабине над рельсами и управляет ручками, которые вращают стрелу и задействуют лебедку.

Почти час они снимают машину с грузовика. Друг Альваро из Отдела дорожного строительства торопится уехать.

– Кто будет управлять краном? – спрашивает он. – Я быстро научу его, что куда, и мне пора ехать.

– Эухенио! – зовет Альваро. – Ты высказывался за кран. Хочешь управлять им?

Эухенио озирается по сторонам.

– Если больше никто не хочет, буду я.

– Хорошо! Тогда будешь ты.

Эухенио и впрямь быстро учится. Вот он уже катается туда-сюда по пристани и вращает стрелой, на конце которой весело болтается крюк.

– Чему смог – научил, – говорит крановщик Альваро. – Пусть первые несколько дней работает осторожно, и все у него получится.

Стрелы крана хватает, чтобы дотянуться только до палубы судна. Грузчики вытаскивают мешки из трюма, как и прежде, но теперь им не нужно спускать их по трапу: они сваливают их на брезентовую растяжку. Когда растяжка наполняется в первый раз, они кричат Эухенио. Крюк подцепляет растяжку, стальной трос напрягается, растяжка поднимается над леерами – и вот уж Эухенио лихо тащит груз по широкой дуге. Работники ликуют, но их ликование сменяется тревожными криками: тюк бьется о пристань и начинает неуправляемо крутиться и раскачиваться. Грузчики разбегаются – все, кроме него, Симона, который либо слишком задумался и не видит, что происходит, либо замешкался. Краем глаза он замечает, как Эухенио глядит на него из кабины, губы шевелятся, но Симон не слышит. И тут мотающийся груз бьет его в грудь и сшибает с ног. Он налетает на стойку, спотыкается о канат и падает в зазор между причалом и стальным бортом. На миг он застревает, стиснутый так, что больно дышать. Он отчетливо понимает: если судно сдвинется хоть на дюйм, его раздавит, как насекомое. Но тут давление ослабевает, и он падает ногами в воду.

– Помогите! – выкрикивает он. – Помогите мне!

Спасательный круг, выкрашенный в ярко-красный с белыми полосами, плюхается в воду рядом с ним. Сверху раздается голос Альваро:

– Симон! Слышишь? Держись, мы тебя вытащим.

Он хватается за круг. Его, как рыбу, волочет вдоль пристани в свободные воды. Опять слышно Альваро:

– Держись крепче, мы тебя вытащим.

Но когда круг начинает подниматься, боль вдруг делается невыносимой. Хватка ослабевает, и он снова падает в воду. Он весь в масле – глаза, рот. «Вот так оно все и кончится? – говорит он себе. – Как у крысы? Какой срам!»

Но вот уж Альваро рядом, бултыхается в воде, все волосы в масле, облепили голову.

– Расслабься, старина, – говорит Альваро. – Я тебя держу. – Он благодарно обмякает в руках у Альваро. – Тащи! – кричит Альваро, и их двоих в тесном объятии поднимают из воды.

Он приходит в себя, ничего не понимая. Он лежит на спине, смотрит в пустое небо. Вокруг смутные фигуры, шум разговоров, но он не может разобрать ни слова. Глаза у него закрываются, и он вновь отключается.

Просыпается он от бухающего шума. Этот шум, похоже, исходит изнутри его самого, из головы.

– Очнись, viejo, – говорит голос. Он открывает глаза, видит над собой толстое, потное лицо. «Я очнулся», – хочет он сказать, но голос в нем умер.

– Посмотри на меня! – говорят толстые губы. – Слышишь? Моргни, если слышишь.

Он моргает.

– Хорошо. Я вколю тебе обезболивающее, и потом мы тебя заберем отсюда.

Обезболивающее? «Мне не больно, – хочет сказать он. – Почему мне должно быть больно?» Однако что бы за него ни разговаривало, сегодня оно говорить не будет.

Поскольку он член союза грузчиков – о чем он не догадывается, – ему в больнице полагается отдельная палата. За ним в этой палате ухаживает бригада милых медсестер, и к одной из них, женщине средних лет по имени Клара, у которой серые глаза и тихая улыбка, он за следующие недели несколько привязывается.

Все сходятся во мнении, что он легко отделался. У него сломано три ребра. Кусок кости проткнул легкое, и потребовалась небольшая хирургическая операция, чтобы ее извлечь (не желает ли он сохранить косточку на память? – она в склянке у его кровати). На лице и верхней части тела порезы и ушибы, он содрал кожу, но мозг, похоже, не поврежден. Несколько дней под наблюдением, несколько недель бережного обращения с собой – и будет как новенький. Тем временем самое главное – утишать боль.