– Я не понимаю, – с трудом произношу я. После затяжного молчания или переизбытка чувств мне тяжело говорить.

– Что ты не понимаешь? – спрашивает он, отстёгивая ремень безопасности и поворачиваясь ко мне.

– Зачем всё это... Почему вы со мной так возитесь... Зачем это вам? – тихо спрашиваю я, делая особый акцент на слове “Вам”.

Он шумно вздыхает. Молчит. А потом тихо отвечает:

– Я не знаю...

Его неопределённость словно железная когтистая лапа сжимает мою грудь, вырывая сердце, заполняя всё естество пустотой. Я горько улыбаюсь сама себе, даже не глядя в его сторону. А что я собственно хотела? Чтобы учитель признался в любви своей ученице, чтобы такой классный парень сказал, что любит невыразительную закомплексованную личность? Опомнись, Настя! Пора бы окунутся в этот чан с жестокой реальностью. Открыть глаза и перестать мечтать!

Я молчу. От душевной боли даже скулы на лице сводит. Изо всех сил пытаюсь сдерживать слёзы. Тишина рвёт барабанные перепонки, я больше не могу выдерживать это! Быть рядом с ним просто невыносимо.

Дрожащими руками я отстёгиваю свой ремень безопасности и, с трудом нащупав ручку, открываю дверь. Меня всю трясёт, когда я выхожу. Прохладный ветерок щекочет помокревшие щеки. Я ухожу не оборачиваясь. Я иду, не зная куда. Мне всё равно, смотрит ли он мне вслед. Есть ли в его взгляде болезненное прости за то, что не смог полюбить тебя. Или немое разочарование в том, что я не смогла с лёгкостью принять горькую правду.

Я медленно перебираю ногами, шаркая по мелкой гальке. Вижу вдалеке на парковке наш школьный автобус сдаёт задним ходом, собираясь уезжать. Мне нужно лишь небольшое усилие для того, чтобы догнать его и успеть уехать со всеми. Зайти внутрь и сесть рядом с Катей. Я безумно не хочу отвечать на её расспросы, не хочу вообще говорить что-либо. Я вообще не хочу ничего делать. Может я даже брошу школу. Не хочу видеть его безразличное лицо. И бежать не хочу...

Внезапно что-то резко тянет меня назад, вытягивая из этого депрессивного транса.

– Да стой же тебе говорят! – практически кричит Данил Сердцеразбивателевич, хватая меня за руку и разворачивая к себе.

– Зачем? – моя грусть сменяется гневом. – Я же вам даже не нравлю…

Слово обрывает внезапный поцелуй. Сердце замирает, земля уходит из под ног. Ощущение один в один как на аттракционе, когда у тебя вмиг уходит платформа из-под ног и ты падаешь в трубу практически вертикально, а потом врезаешься ногами в воду. Только ноги никуда не врезаются. Всё настолько неожиданно, что я даже не понимаю, что происходит. Он отстраняется, смотрит на моё шокированное лицо, а потом целует ещё раз мои обмякшие губы. Второй раз! А два раза есть два раза! И пока я, тормоз коммунизма, пытаюсь сообразить, что на поцелуй нужно ответить, он снова отстраняется, улыбаясь, разглядывает мою обалдевшую рожицу и мягко тянет за руку.

– Пойдём.

И я послушно иду. Сердце колотится, а ножки подгибаются, словно я только что с парашютом прыгнула. Вот только он, ни фига, не раскрылся и я разбилась об твёрдый асфальт. Блин! Я ж его в ответ не поцеловала. Стояла, как вареный кабачок и даже не соизволила чмокнуть в ответ. Вообще никак не отреагировала!

Мельком, хмуря бровки, смотрю на его широкую спину. Вот, может, сейчас резко подтянуть его к себе, прижаться к губам, запуская руку в его густые волосы и засосать со всей страстью, чтоб он аж ножку приподнял от удовольствия, как в фильмах всегда показывают. Хотя, нет. Так же девушки обычно делают.

Пока он рассчитывается на ресепшине, мои раздумия сменяет дикая радость. “Ях-у-у-у! Он меня поцеловал!” Я стою и довольно улыбаюсь во весь рот.

– Что такое? – спрашивает Данил Ловеласович, замечая мою широкую улыбку. Я качаю головой типа: “Всё ништяк”, а он вздыхает, удивлённо изгибая бровь. Ну а что мне сказать? Что я из трусов готова выпрыгнуть, потому что он меня поцеловал? Ага, щас!

Купальни скоро закрываются, поэтому людей немного. Горячие пещерные озёра представляют из себя небольшие природные бассейны, которые расположились в разных уголках большой пещеры. Естественно, острые каменные выступы сгладили мрамором, ловко пристроили раздевалки и провели систему вентиляции, благодаря которой не воняет сероводородом.

Я переодеваюсь, иду к нужной двери и захожу внутрь купальни. Густой пар приятно согревает лицо и тело. Освещение немного тусклое и я не сразу могу понять, где находится это парующее озерцо. Подхожу к мраморному краю. Мой учитель, раскинув руки в стороны и запрокинув голову назад, уже получает кайф. Услышав, как шлёпают мои вьетнамки об мокрый пол, он устало подымает голову, открывая глаза.

– А ты чего в купальнике? – хрипло спрашивает он, словно только что проснулся.

– А в чём мне ещё быть? – практически пискнула я от возмущения. Вот извращенец!

– В раздевалке должны быть белые полотенца.

– Нет там ничего! – раздраженно отвечаю я, подходя к ступенькам и погружая ступни в горячую воду. Ишь ты полотенце! А чем ему мой купальник не угодил?

– Подожди! Ты на воду глянь, – подавшись вперёд, останавливает он меня. Я смотрю вниз: мои ноги скрывает мутно-серая жижа. Приподняв ногу, вижу как на ней остается серый налёт из мелкого серого ила. Он подплывает ближе и указывает пальцем на посеревшую кожу: – Вот, ты потом свой купальник в жизни не отстираешь.