– Со мной пойдут Марк и Морава, – распорядился я, – всем остальным оставаться на борту и присматривать за спящим Аполлоном.

– А если он проснется? – спросил Мащенко.

– Развлеките его анекдотами. Он, судя по всему, большой любитель баек.

Озабоченный сверх меры свалившимися на голову проблемами, я упустил из виду Серапиона Павлиновича Поклюйского, который, наконец, изволил проснуться и страшно удивился, что наш полет благополучно завершился.

– Я ведь буквально только голову успел преклонить, – сказал он, потягиваясь в кресле. – А вы куда собрались, господа?

– Решили поздороваться с местной администрацией, – усмехнулся Марк.

– В таком случае, я пойду с вами, – подхватился с места Поклюйский. – Надо же присмотреться к обстановке. Нам здесь выступать. И не отговаривайте меня, господа, я все-таки профессионал и сам знаю, что надо делать.

Спорить с Поклюйским я не стал, боясь разбудить спящего Аполлона. К тому же продюсеру самая пора была привыкать к мысли, что его партнеры по бизнесу оказались даже более обязательными людьми, чем он предполагал. Обещали доставить его в Атлантиду и слово свое сдержали.

Самолет мы покинули без проблем, через грузовой люк. Осмотрев местность, я пришел к выводу, что Аполлон выбрал идеальное место для посадки. Это каменистое и ровное плато как нельзя больше подходило для взлетно-посадочной полосы. И если что-то и могло помешать нам поднять «Ил» в воздух, так только отсутствие горючего и хорошего пилота.

– Это что за город? – спросил Серапион Павлинович, удивленно разглядывая солидные ворота, преградившие нам путь.

– Мерувиль, – охотно отозвался Ираклий. – Город храмов и жрецов.

– Каких еще жрецов? – не понял Поклюйский.

– Атлантических и гиперборейских.

– Шутите?

Ответить Морава не успел, поскольку как раз в этот момент нас придержал патруль мерувильской службы охраны. Серапион Павлинович с удивлением разглядывал экипировку местных стражей порядка, но пока помалкивал, боясь попасть впросак в незнакомом месте.

– Разуйте глаза, морды, – рыкнул на стражников драматург, – перед вами сам царевич Вадимир сын Аталава, краса и гордость Гипербореи.

Мне показалось, что аборигены меня опознали, во всяком случае они смущенно переглянулись. Однако стражники, похоже, не получили строгих инструкций, как вести себя со столь значительным лицом, имеющим в Атлантиде и Гиперборее скандальную репутацию. И пока они мучительно морщили лбы в раздумье, как поступить в деликатной ситуации, мы, оттерев их плечами в сторону, проникли на охраняемый объект. Мерувиль мало изменился с тех пор, как я побывал здесь в последний раз. Все так же поражали неискушенный взор его величественные здания, и все тот же покой и благоденствие царили на его площадях. Насколько я знал, в обычные дни простонародье на улицы священного города не допускалось, а следовательно и устраивать свары здесь было некому. Ибо уважающие себя атлантические и гиперборейские аристократы предпочитали действовать исподтишка, плетя красивые кружева интриг для тихого и пристойного удушения оппонентов. Потрясшие было Атлантиду реформы верховного жреца Люцифера заглохли, судя по всему, сами собой, и в священном городе торжествовали победу силы добра и справедливости. А какие, собственно, еще силы мог представлять в этом городе благородный Аскер, чья статуя возвышалась на мраморном постаменте в самом центре Мерувиля, как раз при входе в храм Всех Богов?

Мы без труда отыскали роскошный дворец царя Саматрии благородного Цемира и без особых церемоний ввалились под его кров, перепугав как обслуживающий персонал, так и самого хозяина, который предавался отдохновению в кругу близкий друзей. Честно скажу, для меня их появление здесь явилось сюрпризом.

– Я так и знал, Чарнота, что слухи о вашей смерти сильно преувеличены? – вздохнул Вацлав Карлович Крафт, поднимаясь с густо обляпанного золотом кресла нам навстречу.

Кроме Крафта в уже знакомом нам пиршественном зале находились Петр Сергеевич Смирнов, он же царь Цемир, и Аркадий Петрович Закревский, он же Адольф Гитлер, он же узник замка Монсегюр.

– Вы что, же успели прочитать мой некролог?

– Представьте себе, – усмехнулся Вацлав Карлович, – вы были перечислены в числе людей, сопровождавших известного столичного продюсера Поклюйского и его подававшего большие надежды воспитанника Ивана Царева в скобочках Аполлона. Это сообщение явилось последней каплей, переполнившей чашу наших сомнений.

– Меня Настя Зимина предупредила, – слегка прояснил ситуацию Аркадий Петрович Закревский. – Я сразу же побежал к Петру Сергеевичу, который как раз в эту минуту читал газету с некрологом.

Вид у актера был слегка растерянным. Судя по всему, он совсем недавно перебрался на континент, почивший во времени, и чувствовал себя здесь пока что не в своей тарелке.

– Позвольте, господа, – вмешался в разговор Поклюйский, – о каком некрологе, собственно, идет речь?

Царь Цемир молча протянул ему газету. Портрет Поклюйского в черной траурной рамке был помещен на первой странице, с чем я его и поздравил. Рядом с продюсером красовался Аполлон, он же Иван Царев, восходящая звезда отечественной эстрады. Прочие погибшие граждане были сухо перечислены в двух газетных строках чуть ниже портретов. Из этого скупого сообщения я впервые узнал фамилии компетентных товарищей: Миша, оказывается, был Крупновым, а Василий – Игумновым.