Целый месяц я не отходила от его могилы, пока, наконец, мои братья силой не посадили меня в самолет до Москвы. Сейчас телом я здесь, но душа моя там, рядом с ним. Батюшка, в один момент я потеряла все. И самое главное, я перестала быть мамой. Теперь я вообще никто.

– Тамара, это неправда! Как ты была матерью, так ты ею и остаешься. Или ты забыла, как носила своего сына и сколько было радости, когда он появился на свет? А разве с его смертью перечеркнуты бессонные ночи, что ты проводила возле его кроватки? Ты испытала, что значит быть матерью, и этот опыт на всю жизнь останется твоим главным достоянием, твоим богатством. Никто и ни при каких обстоятельствах не сможет у тебя его отобрать.

Твой сын окончил свой земной путь, но не исчез, не растворился во времени. Он жив, он рядом с тобой, только ты этого не чувствуешь. Теперь ваша связь через молитву. Помни, ему очень нужна твоя молитва. Помогай своему сыну, исполняй материнский долг. Придет время, и он с благодарностью встретит тебя там, на небесах, и вы всегда будете вместе.

Служба закончилась, я отпустил последних исповедников. Звонок, Игорь, уже ровным спокойным голосом:

– Батюшка, ты все еще в храме? Пожалуйста, не уходи, мы сейчас приедем. Нам очень нужна твоя поддержка.

Мы с матушкой и нашей старостой Ниной остались ждать. В храм Игорь с женой вошли уже в черном и темных очках. Подошли, благословились. Я предложил:

– Давайте молиться.

Кадило уже было готово. Пока мы их ждали, я несколько раз менял прогоревший уголек.

Служили заупокойную литию, хотя по усопшему младенцу это совершенно неподходящая молитва. Но другой нет, а без молитвы здесь никак. Эти слова заупокойного чина в тот момент нужны не младенчику, они нужны нам, взрослым. Молитва все сама без лишних слов расставляет по своим местам.

Закончилось последнее возглашение, я повернулся к родителям и стал говорить о новом, родившимся в вечность маленьком ангелочке, что уже молится о своих страдающих папе и маме. Говорил, что нельзя им теперь замыкаться и пытаться переносить свалившееся на них горе в одиночку.

– Делите его на двоих, тогда вам будет вдвое легче. Приходите в храм, молитесь, и Бог возьмет на Себя часть ваших страданий.

Я говорил долго, боясь умолкнуть. Мой голос действовал успокаивающе, и я понимал, как только замолчу, все, включая матушку и Нину, немедленно заплачут.

Я так и знал.

Потом мы провожали их до машины, и мы с Игорем обсуждали, как теперь им молиться. Сейчас мой голос звучал совсем по-деловому и заставлял всех внутренне собраться.

В момент, когда они уже садились в автомобиль, Денискина мама вдруг спросила:

– Батюшка, а вы сами когда-нибудь плачете?

– Плачу? Да, случается. И пожалуй, даже чаще, чем бы этого хотелось.

На следующий день уже после литургии подходит ко мне одна знакомая молодая пара вместе с девочкой лет трех:

– Отец Александр, у нас к вам большая просьба. Мы наконец-то решились на второго ребеночка и просим на то вашего благословения.

– У меня?

– Именно! Вы разве не помните, как благословляли нас на рождение первенца?! И вот она – наша радость. – Девчонка улыбается.

– Хорошо, тогда я благословлю вас на мальчика. Родится, назовете его Дениской.

– Ой, как было бы здорово! Помолитесь, батюшка.

– Я попрошу о вас одного знакомого ангела.

Смеются:

– У вас и среди ангелов есть свои знакомые?

– Да. Только он еще совсем маленький, у него только вчера появились крылья.

Завтра у меня трудный день. К назначенному часу похоронщики занесут и оставят в храме маленький гробик. Вокруг соберутся родственники. Игорь с женой станут на колени и, опираясь локтями на гроб, будут не отрываясь вглядываться в Денискино лицо. И все, глядя на них, от жалости заплачут.

Но храм – не место торжества скорби. Христос победил смерть, и все в этом должны убедиться. Немедленно убедиться.

Священник подает возглас, и начинается молитва. Удивительный молитвенный чин отпевания усопших младенцев. Ничего подобного и ничего равного ему я больше не знаю. Отпевают усопшего непорочного младенца, а молятся о родителях. Словно маленький человечек стоит рядом с ними и нежно-нежно гладит их по головам.

Чувство скорби немедленно улетучивается, а на смену ему наступает тихая щемящая грусть от временного расставания.

Как-то мы с матушкой ехали по Беларуси на автомобиле. Вокруг никого, ни одной машины, ни одного прохожего. И вдруг рядом с каким-то хутором мой глаз на мгновение выхватывает крошечное озерцо и на нем одинокого лебедя.

Толкаю матушку:

– Смотри, смотри: лебедь!

Она поворачивается и долго, пока озерцо полностью не скрылось из глаз, смотрит и все повторяет: