Шрифт:
На остров обрушивается стена воды, но мы уже на самом верху. Бросаю чемодан и со страхом хватаюсь за шею, цело ли ожерелье, подаренное как эстафета в Будущее. Опалы мои целы, и я вздыхаю с облегчением. Теперь можно оглянуться. Вот автоматическая метеостанция — скорее угадываю, чем вижу. Темный еще барак. Сейчас зажжется яркий свет.
— Отдохнем немножко,— просит дядя.
Я целую его в щеку, потом Костика. Это моя семья. Я единственная здесь с семьей. А Костик не из трусливых, держится молодцом! А уж он-то наслышан про цунами. Останавливаемся отдышаться, осмотреться.
— Все здесь? — Харитон на всякий случай пересчитывает.
— Говорите тише,— напоминает Барабаш,— не вспугните птиц. А то на следующий год не прилетят сюда.
Молчим. Прислушиваемся, как там внизу хозяйничает вода. Устоит ли заякоренная наглухо «Ассоль»?
ВСТРЕЧА С НЕВЕДОМЫМ
Книга первая
Плато доктора Черкасова
Книга вторая
Встреча с неведомым.
ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ
Саратов
Приволжское
книжное издательство
1987
МИР ЯРКИЙ, ЗОВУЩИЙ, ТАИНСТВЕННЫЙ
Меня всегда тянул к себе горизонт.
В. М. Мухина-Петринская
...Это было в Ялте, в 1959 году. Стоял теплый крымский декабрь, а в скверике у Дома творчества пестрели астры и цвели мелкие розы.
Здесь были писатели из разных городов. Знаменитые, чьи имена на слуху. И те, кого мало кто знал, даже в литературной среде.
Среди знаменитых был Константин Паустовский.
Иногда, во второй половине дня, он сидел на открытой веранде или в саду, укрывшись пледом. Грелся на солнце. В это время к нему и решилась подойти Валентина Мухина-Петринская. Писательница, приехавшая из Саратова.
Она была автором двух книг и хотела, чтобы Паустовский прочел ту, которая казалась ей удачнее. Она сделала на книге дарственную надпись.
Паустовский церемонно встал. Поблагодарил и поцеловал ей руку.
Дней через десять столкнулись в раздевалке. Она спросила:
— Вы прочли мою книгу?
Он ответил не без раздражения:
— Никак не наберусь храбрости. Читаю сейчас сочинение одной дамы. Это настолько глупо, что не могу удержаться от смеха.
Она сказала:
— Боюсь, такого удовольствия вам не доставлю.
Прошла .неделя. Он подошел к ней во время обеда, сел рядом. Она подумала: «Смотрит на меня ласково. Если бы не понравилось, так бы не смотрел». Паустовский сказал:
— Книгу прочел. Решил: просмотрю хоть по диагонали, а то неловко. На одном рассказе застрял. И уже прочитал все, не отрываясь. Два рассказа мне понравились больше других. Знаете, что меня поразило? Романтический взгляд на мир. И то, что положительные герои ярче отрицательных. Гораздо чаще бывает наоборот... У вас есть еще книги?
— Книга есть,— сказала она.— Но я недовольна ею. И есть новая рукопись.
Это была рукопись ее первого романа «Смотрящие вперед». Паустовский взял рукопись и несколько минут внимательно читал. Поднял голову и сказал:
— Уже вижу, что и ваш роман близок мне. Он написан в гриновской традиции. Вы, по-моему, мастер сюжета. Выдумщица!.. И еще — меня умилил эпиграф — слова из лоции. Я так люблю лоции...
То были годы, когда В. М. Мухиной-Петринской чаще приходилось выслушивать хулу, чем похвалу. Добрые и даже восторженные слова писателя, которого она любила, казалось, вливают в нее уверенность, новые силы. Через несколько дней он опять заговорил с ней:
— Все время думаю о судьбе вашего творчества. Вам нужно издательство, с которым вы сотрудничали бы многие годы.
— Где же взять такое издательство? — спросила она.
— Это я беру на себя. Я подумаю... На другой день Паустовский сказал:
— Лучше всего — Детгиз!
Детгиз? Она была убеждена, что пишет для взрослых. И воскликнула — вероятно, с негодованием:
— Я же не детский писатель! Паустовский торжественно сказал:
— Валентина Михайловна, вы детский писатель. Детский, как говорится, милостью божьей. Я уже написал письмо Пискунову. Это многолетний и многоопытный директор Детгиза. Можете прочесть.