А Сереженька может «забыть поесть». Смех, да и только!

Письмо Ренаты меня огорчило. Она никак не может привыкнуть к Москве и приноровиться к москвичам. Камчадалы проще, искреннее, говорят, что думают. Конечно, она с интересом знакомится со столицей, но как-то еще не почувствовала себя москвичкой. Жалеет, что меня нет в Москве и ей не с кем поделиться своими мыслями. В художественном институте она еще ни с кем не подружилась.

Когда Иннокентий зашел в рубку с черновиком радиограммы в руках, я, не прочтя его, молча протянула полученный ответ.

Иннокентий прочел и как-то странно посмотрел на меня:

— Это ты запросила?

— Я.

— Спасибо.

Иннокентий тяжело опустился на диван и долго сидел согнувшись, обхватив руками голову. Потом выпрямился и заговорил — очень тихо, словно бы сам с собой:

— Мы ведь по любви сыграли нашу свадьбу. Сыграли... Игра... Кроме мутного осадка на душе, ничего не осталось.

— Лариса любит вас...

— Нет, Марфенька. Она меня не любит. Ни она меня, ни я ее — мы давно уже не любим и не уважаем друг друга. Лариса — истеричка, понимаешь? Лечение здесь не поможет. Истерический характер...

— Что это значит?

— Постоянное стремление быть в центре внимания. Чувственная окраска всех психических переживаний. Преобладание аффекта над разумом. Она же никогда не бывает сама собой. Всегда играет какую-то роль. Стремится быть не тем, что есть. Ты же видела сама... Сочиняет небылицы и верит в них. Я говорил о ней с врачами... Истерический склад личности. Это уже на всю жизнь. И давай о ней больше никогда не говорить.

Иннокентий махнул рукой и ушел. Я заперла рубку и побрела к дяде. «Ассоль» шла в густом тумане. Ночь была темна.

Дядя, как всегда, обрадовался мне и кинулся разгребать для меня место на диване, заваленном пакетами и свертками. Дядя был в своем любимом старом свитере и лыжных брюках.

— Ну, как себя чувствуешь? — спросил он, глядя на меня своими добрыми, проницательными глазами.

Я рассказала про радиограмму. Он кивнул головой.

— Дядя, а если у человека истерический характер, он может сам переделать себя? Чтоб не быть... истеричной. По-моему, это ужасно!

— Может, безусловно,— резко произнес дядя.— Видишь ли, Марфенька, истерический характер можно направить во благо, если человек поставит перед собою высокие цели.

Многие великие люди обладали истерическим характером, классический пример — Жанна д'Арк, ставшая героиней своего времени. Многие художники, артисты, поэты безусловно обладают истерическим характером, но, любя свое искусство больше, чем себя в нем, они и характер свой целиком используют для творчества. И не только люди искусства. Ведь истерический характер — это и способность видеть мир преувеличенно ярким, праздничным, героическим и таким же ярким, незаурядным нести себя людям.

Но беда, когда у человека, обладающего истерическим характером, цели — мелкие, ничтожные, эгоистичные... Ты в связи с Ларисой заговорила на эту тему?

Да. Она по правде лишилась чувств на пристани...

— Она и умереть бы могла «по правде», если б вообразила, что умирает. Истерия — великая симулянтка.

Дядя помолчал.

Баловали ее необузданно в детстве. А теперь она за это расплачивается. И не одна она... Мы испытываем вечный страх за Юру. Лариса делает все, чтобы отбить у ребенка любовь к себе... Иннокентий сам превратился с ней в комок нервов. Его только и спасает его работа.

— Дядя, ты любишь Иннокентия?

Дядя остро взглянул на меня. Морщинистое лицо его омрачилось.

— Как ты это сказала, Марфенька... Отвечу. Люблю и его и Реночку. Всю эту семью люблю, они мне как родные. И чего я не знал до сих пор, так это разницу между теми, кто как родной и просто родной. Ты явилась всего три месяца назад, трогательно похожая на моего младшего любимого брата, и вот... Я никогда никого не любил так, как тебя, Марфуша.

— Спасибо, дядя. Я ведь тоже тебя люблю, как одного папу любила.

Я быстро наклонилась и поцеловала дядю. Он потрепал меня по щеке.

— Так вот, Марфенька, хотя я люблю Иннокентия, но тебя больше. И потому был бы огорчен, если б ты влюбилась в него. Ведь у меня есть основания опасаться этого, не так ли?

— Разве уж так заметно? — смутилась я.

— Да, Марфенька. Мы с Кафкой говорили об этом... он раньше меня понял.

— О!

— Да. И Кафка огорчен — за тебя. Не из-за Ларисы, нет. Ведь брака, как такового, уже давно не существует. Вот немного подрастет Юрка, и они разведутся. Мы из-за тебя огорчены.

— Почему? Что он меня никогда не полюбит, да?

— Мы как раз боимся обратного.

— Но...

— Видишь ли, Марфенька, милая... Иннокентий не даст тебе счастья. С ним ты не узнаешь покоя.