Шрифт:
А в кармане была сдача с удачной покупки – пятачок. Жёлтый, круглый и большой. Самая большая деньга, если не считать юбилейного рубля. Аделаида пол-урока тёрла его под партой об юбку, и он заблестел, заискрился, как настоящее золото. На него, если постараться, тоже что-то можно купить. Тогда получится как за обедом – и первое и второе, только без ненавистного супа!
На последней переменке Ирка ела варёную кукурузу. Её прямо около школы каждый день продавали бабушки. Она покоилась горкой в коричневых эмалированных вёдрах. Бело-жёлтые початки с прожилками пестиков, похожих на волосы блондинок. «горку» в ведре прикрывал мутный целлофан, или клеёнка со стола, а сверху ещё прикручивалось большое банное полотенце. Когда бабушка приподнимала эту шапку, поднимался густой пар.
Мама с папой никогда не покупали кукурузу на улице. Они говорили, что в эти вёдра бабки ночью и писают. Говорили, что бабки грязные, от них можно заразиться какой-то «холерой» и умереть в «страшных муках». Все одноклассники эту кукурузу у бабок ели, и никто из них от холеры не умер.
Несколько раз мама с папой сами дома варили кукурузу. Аделаида никак не могла дождаться, пока она сварится, тыкала её вилкой и громко хлопала крышкой. Потом перестала хлопать и стала красть из кастрюли полусырые кочаны и, обжигаясь, глодать с них кукурузу, спрятавшись в туалете, а из кочана высосала всю воду, и он стал сухим.
Кукуруза у бабушек стоила десять копеек. У Аделаиды осталось только пять.
Ир! – Аделаида решила провернуть дельце. – Продай мне пол кукурузы! Я тебе дам пять копеек!
Ирка недолго торговалась. Она подравняла зубами серединку и разломила початок пополам, обдав Аделаиду солёными брызгами.
Аделаида домой летела! Ощущение радости наполняло её всю, как если бы… ну как если бы… ну, она даже не знает что!
Сёма действительно играл во дворе перед домом. Всё вышло почти так, как и рисовала себе Аделаида. Завистливые взгляды «дворняг» провожали в Сёмкино горло каждый миллиграмм ткацуны. Сёмка специально ел медленно, слизывая с грязных пальцев горчицу и крутился во все стороны. «Ну и ладно!.. – Аделаида не расстроилась. – У них есть братья, пусть они за ними и смотрят!»
С того дня Аделаида решила «ухаживать» за младшим братом и стала сдавать бутылки почти каждый день, благо их в подвале была целая куча. Один из соседей сверху мучался печенью и в неимоверных количествах поглощал нарзан. На вырученные деньги она стала приносить Сёме съедобные «подарки». Сёма уже поджидал её после школы. Он с аппетитом ел, и снова убегал играть. Она была счастлива. Оказывается, что можно иметь смысл жизни, даже не имея кошки!
Длилась, однако, эта идиллия совсем недолго. До тех пор, пока мама, наконец, не заметила Аделаидиного подозрительно счастливого выражения лица. Она потребовала объяснений. Как это так? Что-то доставляет Аделаиде несомненное удовольствие и это «что-то» исходит не от неё! Потом мама снова потребовала объяснений – откуда у Аделаиды деньги, если они ей не дают. Но больше всего её рассердило именно само действо:
– Что ты таскаешь домой дрянь всякую?! Что ты позоришь меня перед людьми?!
Что, у нас дома кушат ничаво ниэт?! – папа был вне себя! – Сасэды думают, что ми ребйнка нэ кормим! Што мой жена не гатовит! А что тагда мой жена делает, а-а-а-а?! Может крэм на своё лицо дэлаэт?! (Что моя жена не готовит дома кушать?! И чем тогда она занимается?! Может крем на лицо мажет?!)
– Оказывается – носит и носит! Носит и носит! – продолжала сердиться мама. – А я-то, глупая, не пойму: почему ребёнок стал так плохо кушать?! Давай, давай, отрави его! От тебя всё можно ожидать! Ты же ненормальная!
– Взаместатаво, чтоби на пэрэмэнэ павтарит уроки, пригатовица, сидыт в буфэтэ! У тебя яблок нэту?! Кушай, ну, сиди! Сматри, чтоб эта болше не било! Извинис сечаже пэрэд мамай!
– Но за что?!
– Как «что»?! Ти иво апазорила перед лудми! Значит мама дома ничаво нэ гатовит, плахая хазяика, ми вам нэ кормим, капуто ти иво кормиш! Скажи сечаже: «Извини, мама!», скажи: «Эта больше нэ павтарица!» Тиш то принэсла? По матэматикэ спрашивали?
– Э-эх! Останешься за бортом! И все будут плевать в твою сторону! – мама делала вид, что уходит в кухню, но топталась на одном месте и ждала извинений.
Сёма стоял рядом и тоже с интересом ждал развязки. Он как бы даже и не расстроился, что больше ему не будут приносить сосиски. А, ну и что! Большое дело! Он маме скажет, она пошлёт папу и папа купит ему! Зато сейчас то, что происходит, гораздо интересней!
– Извини, мама! Я так больше никогда не буду! – Аделаида смотрела в пол.
– Даёш чеснаэ слово? – папа, спасая поруганную честь жены, никак не мог уняться.
– Даю! – голоса Аделаиды почти не было слышно.
– Нэ слишу! Что ти сказала?
– Сказала: «Даю!»
– Что за тон?! – мама, почти ушедшая на кухню, снова развернулась обратно. Она прямо на глазах оскорблялась всё больше и глубже. – Ты посмотри, как ты со мной разговориваешь! Смени тон! Посмотри – как ты со мной разговариваешь и как ты с чужими разговариваешь! Я тебе не какая-нибудь там твоя дебильная подруга! Ты забываешься. Ты с матерью разговариваешь, а не с кем-нибудь на улице! Не «сказала даю», а говори нормально! Как тебя учили?!
– Мамочка! Извини меня, пожалуйста! Я так больше никогда не буду! Я даю честное слово исправиться.