Старухи опять зашипели:

— Убийца… Сжечь на костре как ведьму… Бедная несчастная Эмма…

— Будь ты проклята, ведьма, — зашипела и Вероника как змея. — Я уверена, что это ты прокралась в мой дом, чтобы убить меня! Где мои украшения? Ты отдала их Хосе Игнасио? Вы сообщники, я знаю! Он ненавидит меня и Семёна за тот несчастный случай! Но я в том не виновата! А вы же мстительные, злобные двуличные людишки! Я вас ненавижу!

— Вероника Наумовна, сохраняйте самообладание, — капитан Каратов грозно посмотрел на неё.

Меня знобило от её слов, от шипения старух, от осознания, что Эмма мертва и меня обвиняют в том, чего я не делала.

— Убийца! — всё скандалили старухи.

— Стойте! Я знаю, кто настоящий убийца! — послышался голос еще одной старушки, неуклюже ковыляющей к нам. — Я всё видела! Видела и слышала!

Капитан Каратов заинтересовано пошел ей навстречу. Всё внимание было приковано к нему и к старушке с добродушным слегка глуповатым видом.

— Что вы видели и слышали? — спросил капитан.

— Элфи Дифирамбов в два часа ночи кормил овчарок Намистиных печеньем! У меня бессонница, и я выгуливала Барсика по двору, когда услышала лай этих собак. Я подошла к забору, ну и припала к нему, увидев, нашего мэра с большой яркой упаковкой печенья. Он скормил собакам всё печенье, а упаковку выбросил. Вон она валяется возле забора Игнатовых, — и указала рукой под куст сирени, где, действительно, лежала упаковка от печенья. — Разбрасывает тут мусор, понимаешь, а еще мэр называется!

Вероника закрыла лицо руками и вся поникла, обмякла, покраснела.

— Что было дальше?

— А дальше мой дед закричал: «Марфа, утку тащи!», и не дал проследить за мэром, а когда я вернулась, то мэра и след простыл. Но подумайте сами, какой нормальный человек по ночам будет шататься по улицам и собак печеньем кормить? А тут еще такое дело… Как пить дать, Дифирамбов и отравил собак печеньем! Вы возьмите упаковку на экспертизу. Я в одном фильме видела…

— Достаточно, — прервал её капитан Каратов. — Подымите упаковку! — дал распоряжение помощникам.

Вероника окинула собравшихся стыдливо-ненавистным взглядом:

— Элфи приходил за мной! — выдала она сконфужено. — С двух часов ночи до половины пятого мы были вместе. Это не он убийца. Не он!

Её слова внушали доверие. У меня не оставалось ни малейших сомнений, что убийца охотится на Веронику — ядовитый коньяк с конфетами готовили для неё, и Эмму убили только потому, что она ночевала у Намистиных. Убийца принял Эмму за Веронику. Но почему убийца устроил маскарад с моим платком и надписью французскими словами моей помадой? Почему убийца выбрал меня для этого не смешного маскарада? Убийца желает смерти Веронике, а мне… неприятностей, тюремного срока? Убийца хочет избавиться и от меня, и от Вероники… У меня закипал мозг, а конечности были фиолетовые, как зимой в не отапливаемой комнате.

— Гулящая же ты стерва… Что за поколение… Как не стыдно… — накинулись старухи на Веронику.

— Напомните адрес Дифирамбова? — потребовал капитан Каратов, пристально глядя в раскрасневшееся лицо Вероники. — Я должен допросить и его.

— Дом из красного кирпича вниз по улице, — вяло ответила Вероника и небрежно махнула рукой, указывая направление.

— Приведите Дифирамбова, — распорядился Каратов, — а вы, — он обвёл глазами старух в ночнушках, — все свободны. Расходитесь по домам. Нечего здесь накалять атмосферу своим недовольным шипением.

Старухи, как улитки, медленно стали расползаться в разные стороны; бурчали себе под нос не пойми что и то и дело оглядывались.

Мы остались впятером: капитан Каратов в гражданском, Вероника, Хосе Игнасио и я в халатах, Лилия в майке и в шортах. Мне показалось, что Вероника уже достаточно протрезвела, чтобы осознавать, что я не могла быть убийцей Эммы. Она не скрывала напряжения, но во взгляде читалась злость, а не боль утраты, ненависть, а не страх, что на месте Эммы могла бы быть она. Вероника не извинилась, но вдруг заговорила с достоинством благоразумной женщины, строго, но без оскорблений и излишних обвинений:

— Нечего объяснять вам, каково это прийти домой после любовных утех, а тут такое. Я не знаю, кто озверел до безумия, но эта надпись на французском заставила меня грешить на Дарью Леонардовну. Считайте меня истеричкой, кем хотите, мне все равно, но я требую привести сюда розыскных собак, и пусть они отыщут мои пистолеты и золотые украшения, пока не поздно! Если в доме Окуневых ничего не найдут, я попрошу прощения у Дарьи Леонардовны так же прилюдно, как и назвала её убийцей.

Она повернулась лицом к капитану: