— Не было нефти в Чако, не было поводов для споров. А нефть заставит людей воевать: не одному Парагваю захочется владеть ею.

Огромная область Гран-Чако, расположенная в центральной части Южной Америки, вся целиком никогда не принадлежала одному государству: на ее подземные богатства могли претендовать и Парагвай, и Боливия, и Перу, и Бразилия, и Аргентина.

Ничего удивительного не было в том, что в знаменитый Чако-конфликт были практически втянуты все государства Южной Америки. Первые вооруженные столкновения в пограничной области Чако-Бореаль начались еще в 1928 году, а в мае 1932 года между Боливией и Парагваем началась настоящая война.

Усилия Лиги Наций уладить конфликт мирным путем не имели успеха, в результате Парагвай вышел из Лиги Наций. Военные действия втягивали все больше парагвайцев.

Армии для ведения военных действий было явно недостаточно. Семь пехотных батальонов, кони, которых поставляли из Чили, — семь эскадронов по 125 человек с четырьмя офицерами. Один полк горной артиллерии и два дивизиона по две батареи. Основное вооружение — пулеметы Максима и Норденфельда, да четыре скорострельные пушки Шнайдер; рота саперов, так называемое санитарное и ветеринарное управление. Дисциплина слаба — форму носить солдаты не приучены. С оружием обращаться навыков нет...

Но когда была объявлена мобилизация, к началу боевых действий было готово сто тысяч человек. Парагвайцы оказались храбры и мужественны. Им удалось захватить правый берег реки Параны и порт Рно-Негро. Война требовала новых солдат. Не миновала она и дом Белопольских. Однажды на ранчо прискакал вечно моложавый генерал Белякоев в сопровождении босоногого индейца. Генерал лихо соскочил с коня, четко откозырял, проделав немыслимо замысловатое упражнение рукой возле пробкового шлема и щелкнув высокими до колен шнурованными сапогами. Поправив очки, он шагнул к Андрею и, широко разомкнув объятия, обнял и троекратно расцеловал князя. Белопольский не мог вспомнить, чтобы их прежние отношения допускали такое.

— Рад видеть земляка во здравии! — гаркнул Белякоев.

— Здравия желаю, господин генерал! — по-уставному ответил Белопольский.

— Ну что, капитан, вновь наступает время показать, на что годны русские солдаты?! Грудью постоит за... — Он запнулся: прежний словесный стереотип был давно разрушен, новый не складывался и не запоминался. — Парагвай, капитан, наша вторая родина. Она дала нам все! И теперь, когда заиграла боевая труба, наш долг...

Остановитесь, генерал, — прервал Андрей этот высокопарный поток. — Я наслушался таких речей предостаточно. Давайте сразу к делу. И войдем в дом, там поговорим за чашкой кофе...

Ирина, сразу догадавшаяся о цели приезда Белякоева, с тревогой прислушивалась к их беседе. Андрей взял из ее рук две чашки кофе, отослал на террасу: «Я расскажу тебе потом обо всем подробно, а сейчас у нас мужской разговор, извини»...

Со смятенным сердцем Ирина вышла, чуя недоброе.

Белякоев не мог усидеть в кресле. Залпом опорожнив чашечку Кофе, он встал перед Андреем.

— Отвечайте, капитан, без обиняков: вы готовы к добровольному вступлению в местную армию и борьбе за права Парагвая? Армия нуждается в вас!..

— Надо подумать, генерал. Я давно уже не чувствую себя военным человеком.

— Ну, офицер — всегда офицер. Отвечайте проще: вы с нами или нет?

— С кем это с вами, генерал?

— С великим удовольствием перечислю своих соратников. Командир нашей армии генерал Эстигаррибиа культурнейший и образованнейший офицер, бывший слушатель французской Академии генерального штаба, два генерала русской службы: ваш покорнейший слуга и генерал-майор Эри, отличившийся не раз во время битвы с Советами, отлично зарекомендовавший себя моряк князь Туманов, капитан Буланов и... — Он замялся, но быстро закончил, — капитан Белопольский. Знаете, солдаты предпочитают русских офицеров. Это повсеместный факт. Так вы согласны? Каждый русский офицер, с кем мне приходилось говорить, немедля предлагает отправить его на фронт.

— Я не тороплюсь, генерал. У меня семья и обязательства перед вею. Надо подумать.

— Думайте, капитан, но помните, что вы нужны вашей новой Родине. Позвольте откланяться, тороплюсь...

Белякоев ринулся из гостиной, откозырял на ходу Ирине и, вырвав повод из рук поджидавшего его индейца, вскочил в седло.

Проводив Белякоева, Андрей долго стоял у дома, не решаясь войти я сразу приступить к беседе с Ириной. Он знал, что она ждет его с тревогой, но и чтобы успокоить ее, отказываться от предложения генерала не мог.

В последнее время он перестал ощущать себя русским. Вероятно, совершенно иные условия жизни отрывали человека от родной земли — иная природа, жара, язык, звучавший вокруг — с Россией во всем этом не было никакой связи.

И хотя все в доме говорили по-русски, по-русски завтракали, обедали, ужинали, пили чай из самовара, читали русские книги — это были какие-то остатки прежней жизни, невозвратной, невосстановимой.

Особенно после нефедовской экспедиции. Андрей часто ловил себя на том, что предпочитает плохо выпеченному русскому хлебу пресную лепешку, а русскому чаю — горький я терпкий матэ, парагвайский чай, готовить который он научил Ирину. Да и привычные русские словечки как-то само собой изменялись испанскими или индейскими выражениями — они выскакивали помимо воли.