— Предлагаю вам все-таки отвечать. Иначе придется отправить вас в Москву... и...

— Извольте!..

— Следствие будет вестись там, а это... Это гораздо хуже, уверяю вас.

— В чем вы меня обвиняете? Я отвечу и только правду, сущую правду. Слово... — Альберт задумался и остановился.

— Хорошо. Вы меня уговорили, синьор Доминго Лопес. Начинаем допрос. Ответы должны быть ясными и короткими — «да», «нет». Пригласите свидетеля...

Открылась дверь и вошел... бывший полковник Монкевиц, который сейчас мог иметь совсем другое имя.

— О! — сказал он с деланным удивлением. — Старый знакомый? Какими судьбами?

— Сейчас он ответит мне, а потом уж тебе. Ну, поехали, ребята. Скажите нам, синьор Лопес, с кем вы были связаны в ПОУМе?[9] На кого работали? Явки, пароли, цифры.

— Связи с ПОУМом не входили в мои обязанности.

— Ладно врать! — оборвал шеф. — Ты нам все расскажешь.

«Так вот на чем решили мена провалить, на ПОУ Me, — пронеслось в голове у Венделовского. — Но я ведь ничего не знаю об этом, никакой свази с поумовцами не было».

О ПОУМе знала вся Испания. Он был весьма популярен среди республиканцев. Во главе его стоял Андреу Нин, каталонский писатель. Он считал, что вмешательство Советского Союза только вредит республиканской Испания. Обвинял испанское правительство в слабом противодействии давлению Сталина. Полиция разгромила головку ПОУМа в Барселоне, провела аресты. Все руководство ПОУМа было взято благодаря одной фотографии, которую сделал фотограф Нарвич, бравший интервью у Нина. Он же сфотографировал всех активистов ПОУМа. Нин был обвинен в государственной измене и вскоре исчез. Обо всем этом Венделовский знал из газет, личных контактов ни с кем нз поумовцев не имел.

— Так ты не знаешь, что Нин сбежал к Троцкому, туда же, куда кинулся твой друг Цветков, тоже известный троцкист?

— Цветков в Москве, — слабо возразил Альберт. — Он не троцкист, он честный коммунист-

— Такой же, как ты, предатель, — сквозь зубы процедил Деревянко. — Говори, что можешь сообщить о троцкистском мятеже в Каталонии, который должен был взорвать республиканское единство?

— Нет.

— Странно. Я тебе не верю. Ты был одним из приближенных Нина.

— Это не так.

— Так и запишите: арестованный все отрицает, стараясь запутать следствие.

— Мне нечего сказать.

— Расскажите тогда подробнее о связях с белоэмиграцией. О полковнике Хименесе.

— Вы имеете в виду полковника Гнилоедского? Это был истинный патриот и друг Советского Союза. Член компартии, хороший офицер. Он погиб за наше дело.

— Так, следует только узнать, какие у тебя были дела с белоэмигрантами. Расскажи-ка, как тебе удалось организовать побег другого русского — другого генерала. Не знаю, возможно у тебя с ним тоже были общие дела. Его фамилия Шинкаренко. Говори!

— Шинкаренко — наш враг. И в его бегстве есть моя вина: я не проверил охрану.

— О! — заулыбался Деревянко. — Наконец-то! Вы признаете, вы согласны. А вы понимаете, достаточно одного последнего происшествия, чтобы отправить вас под трибунал?

— Я понимаю. И готов принять любое наказание.

— Подробнее о связи с генералом Шинкаренко. И через него с другими белоэмигрантами Парижа, настроенными антисоветски. Вы ведь работали в Париже, Венделовский?

— Да.

— Тогда об этом подробнее. Вот, например, это сообщение в еженедельнике «Кандид» о ЗОЦе — заграничном оперативном центре и его исполнительном центре в Барселоне, где имеется спецлаборатория, радио, специальные мастерские и тюрьма. Это сообщение не твоих рук дело?

— Нет.

— И о трех самолетах, двух моторных лодках и людях, разделенных на одиннадцать летучих отрядов не ты телеграфировал из Парижа? У нас есть доказательства.

— Нет. Я в этом не участвовал.

— Помогите ему вспомнить, — приказал Деревянко, и мощный точный удар одного из охранников в челюсть сбросил Альберта со стула.

Альберт заставил себя встать и вновь сел на стул. В голове гудело...

— У меня не было связи с белоэмиграцией. Я работал против белоэмиграции, — сказал он.

— Придется все вспомнить, — ухмыльнулся Деревянко. — И не вздумай утаивать и что-нибудь врать. Почему ты не сообщил о встрече с Шабролем по дороге сюда? О чем вы сговаривались? Какие инструкции ты получил от него?

— Это была случайная встреча. Он екал сюда же.

— Я знаю, куда он ехал. С ним будем разбираться отдельно. Тебя переведут в другую камеру, дадут бумагу. И сутки сроку. Придется написать все, мой дон Лопес. И подробнее о твоих московских связях: кто посылал, с кем в паре, какие давали задания. Договорились?