Шрифт:
— Нет, потом нельзя. Не полагается.
— Антанукас, ну напомни мне, ну хоть одну буквочку!
— Нет, говорить нельзя, — отвечал неумолимый «часовой». Он оглянулся. — Ладно, Оняле, я тебе говорить не буду, но я покажу. Смотри! — Он взмахнул штыком и показал на реку, которая блестела внизу, под горой.
Тут Онуте крикнула:
— Знаю, знаю! «Нерис», да?
— Правильно!
Антанас, не улыбаясь, круто, по-военному, повернулся и повёл Онуте к «главнокомандующему».
В древней крепостной стене были ниши. Когда-то, в незапамятные времена, здесь укрывались литовские воины. А сейчас в одной из них собирались ребята.
Антанас раздвинул куст, который закрывал вход в нишу, и скомандовал:
— Заходи!
На толстых кирпичах над входом было детским почерком написано: «Штабас». В глубокой нише было темно.
— Лабас! — сказала Онуте, никого не видя после яркого света улицы.
— Лабас, лабас! — откликнулось много голосов.
Наконец глаза Онуте привыкли к темноте, и она увидела около десятка мальчиков, собравшихся в нише. Посерёдке стоял сам «главнокомандующий» и проволокой прикручивал обрезок водопроводной трубы к колёсам от настоящего станкового пулемёта.
Онуте сразу приступила к делу.
— Юргис, — сказала она, — вот тот мальчик, который из Москвы…
— Знаю, — перебил Юргис, пробуя, крепко ли связан пулемёт. — Дальше!
— Вот… он сказал, чтобы вы все завтра пришли…
— Куда? — поднял голову Юргис.
— Туда, к святому Яну, где прошлый раз воевали.
Юргис стал сгибать и разгибать проволоку. Наконец она переломилась. Он посмотрел на её концы и сказал:
— А зачем? Опять воевать?
— Не знаю. А только он сказал: очень нужно. В девять часов. Придёте?
Юргис показал концом проволоки на маленького длинноносого Пятраса, который сидел на корточках и строгал что-то перочинным ножом.
— Пятрас! Ты начальник штаба. Что скажешь?
Пятрас почесал рукояткой ножика за ухом:
— Я думаю, раз он зовёт, надо идти.
— А зачем? — вмешался долговязый Владек. — Надо сначала сделать разведку.
— Ничего не надо.
— Нет, надо!
В нише поднялся шум.
— Тише! — крикнул Юргис и обернулся к Онуте. — А как он сказал приходить: с оружием или без оружия?
Онуте растерялась:
— Не знаю… не сказал…
Юргис подумал:
— Хорошо, Онуте, скажи: придём. Висо гяро! (Всего хорошего!)
Онуте вышла из штаба и стала бегом спускаться с горы.
Под горой стоял красивый белый дом. Онуте подошла к его нарядному подъезду. Возле украшенного колоннами крыльца возвышалась груда мусора. Женщины-маляры красили фундамент в голубой цвет. Всё остальное — стены, колонны, карнизы, — всё уже было побелено и сверкало на солнце.
Человек в военной гимнастёрке что-то говорил малярам. Он показался Онуте похожим на товарища Шимкуса, который до войны был директором Дворца пионеров. Только у директора были две руки, а у этого одна. Левый рукав у него был пустой.
Человек обернулся, и Онуте замерла. Так и есть! Это он!
— Товарищ Шимкус, — подбежала она к нему, — товарищ Шимкус, вы меня не помните? Я ходила сюда раньше, до войны… Только я тогда была маленькой.
Товарищ Шимкус пристально посмотрел на, Онуте:
— Тогда много ребят ходило, девочка… Как твоя фамилия?
— Онуте… Онуте Петраускайте.
— Петраускайте? — удивился директор. — Как же, как же, помню. Какая ты стала большая! — Он взял Онуте за руку. — А что с твоим папой? Он… не вернулся?
— Нет, товарищ Шимкус. Он, наверно, погиб, товарищ Шимкус, — тихо ответила Онуте.
Товарищ Шимкус погладил Онуте по спине:
— Не надо так говорить, девочка. Не такой человек твой отец, чтобы пропасть, — Он помолчал, потом показал на свежепокрашенный дом: — Видишь? Вот скоро откроемся. Приходи! И ребят приводи. Наладим работу, как раньше.
Онуте посмотрела на голубой фундамент и тихо сказала:
— А вы знаете, товарищ Шимкус, я тут сидела при фашистах.
— Ты?… Где?
— Тут… В «комнате сказок». Они меня били… но я им ничего не сказала…
Директор неловко, одной рукой обнял Онуте:
— Ничего, Оняле! Мы, Оняле, снова сделаем здесь «комнату сказок». Ещё лучшую, чем раньше, вот увидишь!..
Глава пятая
ОТРЯДЫ ИДУТ НА ПОДМОГУ
А Миша тем временем пробирался по дебрям Страшун-улицы.
Теперь ему страшней было, чем в первый раз. Тогда он ещё ничего не знал. А теперь он уже слишком хорошо знал, куда делись шестьдесят тысяч человек, которые были собраны здесь, в этих тесных каменных закоулках.