в какой мере не уклонялся и не уклоняюсь от обязанности

высочайшей твоей службы и никакие личности не произведут

побуждений, противных пользам любезного отечества.

В таковых расположениях моих, всемилостивейший

государь, не могу я как верноподданный сокрыть истинного

моего прискорбия, превышающего меру терпения, что дела

наши не соответствуют желанию твоему, желанию всей

России и ожиданию целой Европы.

Из сношений моих с военным министром, всеподданнейше

от меня представленных вашему императорскому величеству,

– известны сделанные ему от меня предложения о

предупреждении неприятеля в покушениях его пробраться далее

внутрь России, наступательным со стороны нашей противу-

действиям, на которые военный министр не согласился, а

неприятель сим воспользовался и нанес новый вр^д России.

Прости всемилостивейший государь, с сродным тебе

милосердием патриотической ревности, действием которой дерзаю

я открыть тебе то, что чувствую: я не быв введен в круг

познаний политических, неизвестны мне тайны политики, но

находясь на поприще военном, знаю преданность к тебе и

отечеству русских воинов, знаю, с каким желанием они

готовы всякий час в отмщение неприятелю за нанесенное

России беспокойство и вред и потому позволяю себе

заключать, что, действуя наступательно с должною осторожностию

и благоразумием, храбрые русские воины не позволяли бы

иметь неприятелю никакого над собою превосходства, они

доказали уже при многих в настоящую кампанию сражениях,

доказали и при последнем защищении Смоленска 4-го сего

Августа, где 15 тыс. русских воинов вверенной мне армии

держались 24 часа противу всей многочисленной

неприятельской силы и можно сказать оспорили почти поб'еду,

опрокинув наступивших на них, не допустя на две версты к городу

и положив на месте до 10 тыс. человек, на другой же день

угодно было министру защищение города принять на себя,

как из всеподданнейшего донесения моего от 5-го сего

августаг ваше императорское величество видеть изволили,

а я по соглашению с ним отступил на Московскую дорогу

для прикрытия оной и отражения неприятеля в случае

покушения (его к сей стороне. По выгодности позиции и по

укреплениям сего города, нельзя было не считать нужным

удерживать его; я, отступая от города, просил о сем

военного министра и отношением моим и в особенности чрез

нарочно отправленных, но военный министр рассудил

держаться в оном не более 12-ти часов и после вслед за мною

отступил, предоставив город власти неприятеля.

Всемилостивейший государь! В полном уповании на бес-

пределыще .милосердие твое, я приняв решимость открыть

пред тобою всеисходяще [из] моего сердца и чувств, не

могу умолчать о том, что отступление от Смоленска навело

уныние в храбрых твоих воинах, готовых единодушно

защищать свае отечество до последней капли крови. Признаюсь,

всемилостивейший государь, что я и сам в великом

недоумении, не знав ни прямой надежной цели, ни пределов нашему

отступлению. Ежели военный министр ищет выгодной

позиции, то по мнению моему и Смоленск представлял не малую

удобность к затруднению неприятеля на долгое время и

к нанесению ему важного вреда! Я по соображению

обстоятельств и судя, что неприятель в два дня при Смоленске

потерял более 20 тыс., когда со стороны нашей и в

половину не составляет потери, позволяю себе мыслить, что при

удерживании Смоленска еще один или два дня, неприятель

принужден [бы] был ретироваться.

Сколько по патриотической ревности моей, столько и по

званию главнокомандующего, обязанного ответственностью,

я долгом поставил все сие довести до высочайшего

сведения вашего императорского величества и дерзаю надеяться

на беспредельное милосердие твое, что безуспешность в

делах наших не будет причтена в вину мне, из уважения на

положение мое, не представляющее вовсе ни средств, ни

возможностей действовать мне инако, как согласуя по всем

распоряжениям военного министра, который со стороны