боевой готовности врага, а пойти ему навстречу, «чтобы, с

одной стороны, рградить себя от внезапного нападения, а

с другой — выиграть времени по крайней мере шесть недель,

дабы сделать первые удары и вести войну наступательную, а

не оборонительную» К Багратион угадывал и размах войны,

требуя, во-первых, создания многочисленных резервов, как

подвижных для участия в боевых операциях действующей

армии, так и местных для ее пополнения, и, во-вторых,

обеспечения войск продовольственными и иными запасами как

на территории своей страны, так и за ее рубежами.

«Может статься, — пишет при этом Багратион

Александру I, — не удалена эпоха, где в столпотворении

Наполеоновом водворится смешение языков, долженствующее,

естественно, сильно споспешествовать к восстановлению

права народного в Европе. Мысль сия получает еще более

вероятия, если принять во уважение, что ни один из

побежденных и завоеванных им народов не признает себя

счастливым, а, напротив, с трепетом ожидает ежедневного

усугубления зла».

В грозную годину Отечественной войны Багратион

командовал второй русской армией. Обстоятельства сложились

так, что он оказался поставленным лицом к лицу с лучшими

маршалами наполеоновской Франции. И в этом поединке

Багратион показал изумительные образцы военного

искусства.

Багратион отступал со своей армией от границы к

Могилеву, когда Даву и вестфальский король Жером попытались

взять его в тиски; Жером шел в хвосте второй русской

армии, а Даву — наперерез. Придворные враги Багратиона

были уверены в том, что ситуация эта будет гибельна для

него. Они не сомневались в «некоторых» суворовских

достоинствах талантливого генерала, но думали, что эти

достоинства, поставленные военным мастерством Наполеона

в положение, не предусмотренное суворовским опытом,

должны превратиться в недостатки.

При дворе толковали:

— Лихой а/вангардный начальник... Слепой противник

военных ретирад... Знает и понимает один лишь

наступательный маневр.

Однако эти рассуждения и ожидания были ошибочны.

«Слепой противник ретирад» искуснейшим образом отвел

свою армию от границы к Смоленску и соединился здесь с

армией генерала Барклая де Толли. Он с необыкновенной

ловкостью вырвался из тисков Даву и Жерома, избежал

неравного генерального боя, обошел в Могилеве серьезного

и расчетливого Даву и при всем этом несколько раз

наголову разбил отдельные французско-польские части.

Образ великого Суворова оживает в словах приказа,

отданного Багратионом после первого столкновения с

наполеоновскими войсками 1. В нем и могучий суворовский дух, и

неудержимый порыв, и замечательные формы боя,

завещанные потомству великим полководцем. Тактические указания

Багратиона свидетельствуют не только о его большом

военном таланте, «о и о глубоком знании теории военного дела.

Необыкновенная смелость расчетов, основанных на

выяснении слабого места противника, умелое использование

артиллерии, блестящая способность маневрировать перед

лицом сильнейшего врага, резко отрицательное отношение к

тому, что Суворов называл «кабинетным враньем» и

«гадким проектерством», наконец, редкое, чисто суворовское,

уменье влиять на душу солдата, создавая из него отлично

понимающего свой маневр бойца,—таков был много раз

проверенный военный опыт, с которым Багратион вступил в

кампанию 1812 года.

В русском солдате Багратион ценил доблестного и

верного защитника родины, любил его, заботился о его

благополучии и здоровье. В приказе войскам второй Западной

армии от 13 (25) февраля 1812 года по поводу содержания

больных в лазаретах он пишет: «А что всего ' прискорбнее,

как замечено, лечутся [солдаты] без всякого внимания и

даже без правил нерадивым лекарем Барановичем,

которого я предписываю арестовать на месяц с исправлением

должности». Усматривая в таком нерадивом отношении к