Грачёв засмотрелся на неё. Он всегда к гимнастике относился с тайным благоговением, как к чему-то высшему, доступному немногим. По телевизору не пропускал передачи, если там были соревнования гимнастов. Знал многих мастеров, помнил имена, но вот такого торжества гармонии, такой бурной стихии он, кажется не видел.

Изумлённый, стоял у колонны, глаз не сводил со спортсменки. С другой стороны колонны, рядом с ним — стайка ребят. «Галка-то, а? Сильна, чертовка! В лидеры рвётся». Другой голос: «Крученую нить придумала, дважды ногу подвёртывала, с палочкой ходила, а чуть поправится — снова за ”нить“ принимается».

А Галя, словно бы зная, что на неё смотрят и о ней говорят, набирала скорость и крутила свою «нить» так, что в глазах рябило. Грачёв, как истинный спортсмен, всё больше проникался к гимнастке уважением. А когда она, открутив очередной виток, высоко подскакивала и, описав в воздухе замысловатый вензель, приземлялась и замирала на краешке мата, он с изумлением разглядывал гибкую и крепкую, как стальная пружина, фигурку. Как и все гимнастки, она казалась совсем юной, ей было на вид не более шестнадцати лет. В то же время и грудь, и плечи и особенно красиво посаженная кругленькая головка выдавали законченное физическое развитие. Весь её облик состоял из лёгких, летучих, заманчиво-привлекательных линий. Сильно развитая мускулатура не нарушала плавности форм, мягких переходов,— не было в ней той мужественной угловатости, характерной для многих спортсменок, особенно юных, не успевших ещё оформиться.

К ребятам подошёл темноволосый, с чёрными круглыми глазами и стрелками-усиками спортсмен. «Боксерская фигура»,— подумал Грачёв, оглядывая атлета, но тут он вдруг узнал в нём своего брата. Вышел из-за колонны:

— Вадим!

— Костя!

И они стиснули друг друга в мужских объятиях. Увлеченные встречей, не заметили, как ребята из группы Вадима, один за другим, разошлись, не успев познакомиться с Грачёвым-старшим.

— Ничего,— сказал Вадим.— Я тебя представлю им там, в нашей комнате.

Он на минуту замялся, голос его зазвучал глуше:

— Они просили... Они все хотели бы...— ну, как тебе сказать,— ну, твой удар, удар «Кости Грачёва».

Вадим тронул пуговицу на пиджаке брата, сник, присмирел — кожа лица его и кончики ушей заметно покраснели.

— Но ты знаешь... Стоит ли всем-то выкладывать секрет. Сегодня они друзья, завтра — соперники; двинет тебя твоим «грачёвским» ударом. А?

Костя не возражал. Оглядывая брата, дивился его стати, бьющей наружу удали, молодецкой силе.

— В каких войсках служишь?

— В ракетных. Недавно капитана получил, батареей командую.

— Батареи теперь не те, хотя и у нас ракеты были.

— Теперь компьютер. Всё на электронике,— с гордостью заметил Вадим, но дальше не распространялся. Давал понять: секретно.

Из-за колонны неожиданно вышла девушка — в сером плаще, без головного убора, без сумки, в руках вертела жёлтую розу.

— Здравствуйте! Хочу нарушить вашу семейную идиллию. Вы — Константин Павлович Грачёв? Я — Галина Ивлева.

Протянула руку, улыбнулась. Грачёв, легко пожимая ей пальчики, сказал:

— Это вы тренировались тут? Красиво. Мне кажется, у вас не будет соперниц. Все первые места ваши.

— Нет, я из тех, в которых верят, а они подводят. Вы, наверное, и сами знаете: среди спортсменов есть такие.

Бросила на Вадима небрежный взгляд и снова повернулась к Константину.

— Я старая. Ухожу из спорта.

На него смотрела без жеманства, просто, доверчиво. Нет, не подростка он видел перед собой, но зрелую девушку. «Ей, пожалуй, будет лет двадцать, а то и больше». Свет неоновых ламп золотил её волосы. И брови, взметнувшиеся крутым изломом под чёлкой волос, казались коричневыми, хотя, наверное, они были чёрными.

«Акцент! Говорит с акцентом».

— Вы из Прибалтики? Нерусская, наверное?

— Почему?

— Акцент. Едва заметный, но всё-таки я слышу.

— Я долго жила за границей.

Выражение лица у неё было безыскусственным. И голос звучал искренне. «Удивительно, как она лишена всякого кокетства,— продолжал размышлять Костя.— Очевидно, это идёт у неё от большого заряда энергии, от воли и убеждённости,— от характера».

— Позвольте мне ещё раз вам сказать: меня поразило ваше искусство, именно, искусство — иначе не назовёшь эти ваши кружева, которые вы с такой быстротой плетёте, выписываете. Не знаю, как назвать это на языке гимнастов.

— Ничего особенного, уверяю вас. Другие девочки всё делают лучше меня. И это потому, что у них ваша — вернее сказать,— наша русская школа. А меня в детстве и затем долго ещё тренировал американский тренер. Он очень добрый человек и много знает, но у них школа — жмут на технику. Мало чувства, мелодики, пластики. А скажите мне, пожалуйста: это правда, что вы были чемпионом мира? Если правда — поучили бы вот их.

Она смерила ироничным взглядом Вадима.

— Я пришёл повидаться с братом. А боксом я занимался, но это было давно. Мне нечего сказать молодым ребятам.