Ночь жила. Ночь полна запахов и звуков,— торжество жизни в полуночной мгле проявлялось ещё гуще и полнее.

Звёздную синь отражали чёрные квадраты окон Наташиного дома. Над коньком крыши струилось слабое свечение — и, чудилось, звенит над усадьбой воздух, шепчутся листья яблонь, вишни, стрелочки-листочки облепихи, незримо носятся взад-вперёд мириады крылатых тварей.

Разделся Борис, лёг в постель, но сон к нему так и не шёл. И о чём бы он ни думал, какие бы картины ни всплывали перед глазами, он видел её образ, слышал её голос. И мысль о необратимости свершённой над ним порчи, зароненная Наташей, быстро отлетела, и вновь ему являлись мечты и надежды радужные, зовущие вперёд, к жизни новой и прекрасной. И хотя он не представлял, как она переменится, его жизнь, но что перемены наступят — в этом он был уверен, к ним он теперь устремился всем сердцем.

Постепенно подкрался, заголубел в окнах рассвет. Скрипнула дверь Натальиной веранды,— Борис сбросил одеяло, подскочил к окну. И охнул: Наташа в спортивной походной одежде вышла на крыльцо и сделала несколько приседаний, выпадов влево, вправо.

Борис набросил халат, негромко позвал:

— Наташа!

Вскинула голову, подняла руку:

— Здравствуйте, доброе утро.

— Вы куда собрались?

— В лес, в поход.

— Возьмите меня с собой.

— Я далеко, на весь день.

— И я с вами.

Наталья пожала плечами.

— Пойдёмте, но не хныкать. Нытиков не люблю. Одевайтесь и спускайтесь ко мне — будем завтракать.

Вне себя от радости, Борис умылся, оделся — слетел к Наташе в столовую. Гладкошерстный, серой масти, с голубыми отливами дог, сидевший у входа на веранду, грозно заурчал при виде Бориса. Наташа тихо и дружелюбно сказала:

— Атос! Сидеть! Сиди, милый, и не волнуйся. Этот человек хороший, он пойдёт с нами. Слышишь: пойдёт с нами!

Атос, грозно сверкнув глазами, покорно втянул шею, отвернул в сторону голову,— краем глаза, впрочем, продолжая следить за пришельцем. Наташа подошла к нему, положила руку на шею.

— Успокойся, он пойдёт с нами, да, да — пойдёт с нами — слышишь?

Пёс ворчал, крутил головой — видно было, ему нелегко проникнуться доверием к чужому человеку, видеть его рядом со своей хозяйкой.

Атоса Наталья привезла молочным щенком из совхоза, выменяла у главного зоотехника за два улья с сильными пчелиными семьями,— кормила с ложечки, спать укладывала у своей кровати.

Щенок был редкой особо ценной породы,— требовалось разрешение местного общества собаководов,— Наташа оформила разрешение, выправила на собаку все нужные документы. И кормила, и растила с нежностью и любовью, на которую она была способна.

Атос, как и его средневековый тёзка, был по-рыцарски ревнив и храбр до безумия; он бдительно следил за каждым вторгшимся в дом и готов был разорвать на части всякого, кто попытался бы нанести обиду хозяйке. Он одну женщину схватил за руку и сжал её до ломоты только за то, что та взмахнула зачем-то рукой возле лица Наташи. С тех пор соседи и все близкие люди старались поодаль держаться от Натальи, не говорить с ней громко и не размахивать руками.

— Скажите ему добрые слова,— посоветовала Наташа,— иначе будет настороже и не отойдёт от меня ни на шаг.

Качан, никогда не имевший собак и не знавший, как с ними обращаться, подошёл к Атосу, заглянул ему в глаза.

— Атос, хороший... вот тебе моя рука. Будем друзьями.

Атос понимал, что ему предлагают дружбу и что хозяйка, стоявшая тут же и одобрявшая эту сцену, призывает его к тому же, но, видя приближение руки, счёл такой жест слишком фамильярным, глухо заурчал.

— Ну, ладно, ладно, не буду тебя трогать. Но и ты меня оставь в покое. Ладно? Мы ведь с тобой джентльмены, обо всём сумеем договориться.

В душе же у Бориса оставалось недовольство псом,— будет ещё он тут вязаться между нами! — и пес, судя по недобрым настороженным взглядам, слышал это недовольство; в чутком собачьем сердце оставались ревность и предубеждение к непрошенному знакомцу.

Вышли налегке; ни Наталья, судя по её снаряжению, ни Борис не взяли никаких припасов,— видно, всё-таки, поход наш будет недолог,— успокаивал себя Борис,— обойдёмся без еды и питья.

О продолжительности похода Борис думал с тревогой: вдруг как не дойдёт, устанет, не выдержит темпа.

Шли гуськом по узенькой травянистой тропе, мимо кладбища, углубляясь в лес, который становился всё чаще и угрюмее.

Впереди бежал Атос, за ним Наташа с легким одноствольным ружьишком на плече, с планшетом военного образца, из которого выглядывал уголок крупномасштабной карты. Шли быстро, подгоняемые прохладой сентябрьского утра, сырым дыханием тумана, влекомые чистым звонким щебетанием птиц, встречавших малиновый шар солнца, и с ним ясный и тихий день ранней осени.

Ах, хорошо. Хорошо-то как дышится.