На секунду, глаза Амона ярко вспыхнув, опять обрели прежнее мягкое сияние.

– Ты мой!
– воскликнул дьявол, протягивая раскрытую ладонь к двери. Повинуясь его воле, с громким стуком она захлопнулась, отрезая их от внешнего мира. Звук пронесся по бару, заставив вздрогнуть присутствующих, ибо, это был звук, который ни один человек, никогда в жизни не пожелает услышать.

Звук закрывающейся крышки гроба.

Звук удара молотка по гвоздю входящего в дерево.

Звук конца.

Тит в порыве безумия кинулся на дверь, но она даже не дрогнула от удара двухметровой туши. Ручка не желала поворачиваться, казалось, дверь замуровали, настолько неприступной она была.

– Мой, - повторил дьявол, приближаясь к вжавшемуся в стену Титу.

– Эй! Ребята! Какого черта он тут хозяйничает! Покажем ему, что он нарвался не на простаков!
– выкрикнул чей-то голос.

Возмущенно зашумев, толпа двинулась к дверям, где Тит и Амон ещё рассматривали друг друга, Тит с безумием и ужасом, Амон с каким-то восхищением, словно он видел нечто бесценное. Как произведение искусства. Шум толпы привлек внимание Амона. Его лицо изменилось на выражение брезгливости, когда он единым взглядом окинул байкеров.

– У нас зрители, - сообщил он Титу, все ещё безуспешно рвавшего ручку двери.

– Сейчас мы их рассадим по своим местам.

Дьявол повернулся к толпе и небрежным взмахом руки очертил окружность. По кругу, между дьяволом и байкерами взметнулось и загудело пламя, ничего не сжигавшее, но обжигающее. Стоявшая за огненным заслоном толпа, могла теперь быть только зрителем.

– Ты, много дёргаешься, - нахмурился дьявол, взглядом заставляя Тита замереть.
– Это другое дело, - с удовлетворением заметил он, - Приступим. Все хорошее, когда-нибудь да кончается.

Он ещё ближе подошел к своей жертве, протянул руку. Ладонью коснулся солнечного сплетения. Лёгкое сияние полилось между ладонью и телом. Постепенно оно становилось все ярче и ярче, пока холодное, голубое свечение не затмило электрический свет и свет пламени.

Дьявол немого отстранил руку, и теперь зрители ясно увидали, как свет волнами исходил из тела, и как будто всасывался в ладонь дьявола.

По волнам света прокатилась рябь, и скорость поглощения увеличилась. Тит закрыл глаза и в изнеможении простонал. Легкая дрожь прошла по его телу, нарастая, она сотрясала его подобно электрическому току.

На глазах зрителей он стал усыхать, постепенно превращаясь в мумию. Запала грудная клетка, втянулись в череп глазные яблоки, кожа обтянула кости. Мгновенно выпали волосы, и слезла кожа, обнажая кости без признаков влаги. Крупная дрожь сотрясла скелет с накинутой на него одеждой, Дрожь и свет достигли наивысшей точки, и пропали.

Отнимая ладонь, дьявол рассмеялся.

Скелет с шумом упал на пол.

С наигранной заботой дьявол склонился над останками Тита.

– Увы, бедный Йорик! – улыбаясь, проговорил он. Повернулся к зрителям.
– Представление закончено, – объявил он.
– К сожалению воспоминания этого зрелища, я не могу позволить вам унести с собой. Вы все забудете, как только покинете бар.

Он распахнул дверь и вышел на улицу. Звук уезжающего мотоцикла слился с криками байкеров. Внезапно, неуправляемое пламя, служившее оградой, стало быстро распространяться, пожирая и обугливая все на своем пути.

Отшвыривая друг друга, толпа ринулась к спасительным дверям. На их счастье они были открытыми. Кашляя и задыхаясь от дыма, байкеры вывалились на тротуар.

Языки пламени уже плясали в дверях.

Звенели лопающиеся стекла.

С треском рухнула крыша, и сноп искр устремился в небо праздничным салютом. Байкеры поспешили увести мотоциклы в безопасное место, начисто забыв о причине пожара, издалека приближался вой пожарных машин. К приезду пожарных, на месте бара остался, только клубящийся дым, да куча пепла, с оплавленными и обугленными кусками металла.

В эту ночь дьявол забрал, причитающийся ему долг.

Подъехав к дому, Амон остановил мотоцикл возле скамейки. Девушка удивленно посмотрела на него.

– Разве Вы сегодня не будете кататься по городу или байкеры уехали, не дождавшись Вас?

– Они дождались меня, что очень любезно с их стороны, - сказал Амон, оставляя мотоцикл, который тут же исчез.

Сев на скамейку, он потрепал Пса за загривок.