– Опять вопросы! Защищайся!
– воскликнул Франсуа, делая выпад.

Амон легко уклонился и с улыбкой попросил:

– И все-таки ответь. Мне любопытно узнать. Поэтому я тебя, пока, не убиваю.

– Ха! Мефистофель, - делая ложный выпад, фыркнул француз, замолчал, отражая удары, наконец, отступив в сторону, закончил свою мысль: - Это все выдумки! Нет Мефистофеля! И убив меня, ты не получишь мою душу!

– Почему же?
– поинтересовался Амон, парируя удар и шквалом своих выпадов, заставил француза попятиться.

Последний отскочив, торжествующе выкрикнул:

– Потому что её нет!
– и снова ринулся в атаку.

– Вот как? Сейчас проверим. Как говориться, доверяй, но проверяй, - пробормотал Амон и мелькнувший молнией меч отделил голову от туловища.

Франсуа замер, все еще сжимая в руке оружие.

Пальцы разжались, меч загремел по полу. Полоска, проходящая по шее, увеличилась. Показались первые струйки крови. Голова откинулась назад, открывая свободный путь крови, бьющей через порезанные артерии фонтаном вверх. Сердце ещё билось последние мгновения, выталкивая кровь к уже несуществующему мозгу. Тело рухнуло, заливая потоками крови, лежащую тут же, рядом срубленную голову.

– Нет-нет, - проговорил, улыбаясь, Амон, - Так легко от меня не отделаешься. Твоя энергия теперь принадлежит мне!

Он присел возле трупа наложил руку на солнечное сплетение. Голубой свет волнами поднялся из тела, всасываемый в ладонь дьявола. Словно притягиваемый магнитом лёгкий свет отделился и от головы и исчез в руке Амона. Оставив высохшую мумию в луже крови. Амон поднялся на ноги, повесил оба меча на стену, и не оглядываясь, покинул спортзал ставший моргом.

Наступившее утро найдет зал в полном порядке. Подчиненные Амона уберут место сражения не оставив и следа, которое бы напоминал о случившемся. Такие сражения были не в новинку, а уж тем более их последствия.

– Светлана вставай, пора.

Голос Амона вызволил Светлану из сна. Она пошевелилась. Не открывая глаз, потянулась, изогнувшись дугой, и, резко выдохнув воздух, открыла глаза, сев на кровати. Бросила взгляд в окно. Там по-прежнему было сумеречно.

– Гроза ещё не кончилась?
– спросила она у Амона

– Мы в центре урагана. Он уже захватил часть Американской суши. Мы, сходим на берег через несколько минут. У тебя есть время переодеться.

Девушка приблизила руку со следами крови к лицу. Подняла глаза на Амона.

– Я думала, что мне это приснилось, - призналась она, на секунду замявшись, все-таки спросила: - Что с Франсуа?

– Он больше не будет докучать тебе.

Что-то огромное, черное подскочило к девушке, сверкая алыми глазами, потянулось к лицу.

– Вот и пёс, как же без него?
– усмехнулся Амон.

Светлана попыталось что-то сказать, но замерла, ощутив дрожь, пробежавшую по судну. Секундная передышка и снова вибрация пронеслась от бака до юта, сотрясая корабль.

– Что это?
– испугалась Светлана, неосознанно вцепившись в кровать.
– Мы тонем?

– Разумеется - нет. Просто усилился ветер. Сейчас, я думаю, его скорость достигла километров сто восемьдесят в час, она все время увеличивается. Не бойся, нашему судну опасности никакой нет. Вокруг, сейчас образовывается смерч и когда корабль подойдет к берегу, смерч полностью сформируется.

Амон оказался прав. Выйдя на палубу, девушка увидела странную картину. Судно плыло по тихой воде, но в нескольких метрах от него царил истинный ад. Поднятая ветром вода, тянулась вверх, образуя кольцо вокруг корабля. Но над головой голубело чистое пятнышко неба.

– Око торнадо, - с каким-то удовольствием пояснил оказавшийся поблизости Барон.
– Мы в самом его сердце. Там, - он указал на стену смерча, - сейчас хаос, в полном смысле слова. Скорость ветра убийственна.

Светлана оглянулась. На палубу вышли все пассажиры "Летучего голландца". Катерина и Валентин с восхищением взирали на буйную стихию. В глазах Жака застыл страх, он то и дело оглядывался вокруг, вероятно, в надежде увидеть Франсуа. Амон удерживал за ошейник пса тянущегося оскаленными зубами к телу Жака. Барон и Дорн были совершенно спокойны и равнодушно взирали на царящий вокруг хаос.

Вместе с оком торнадо, корабль приближался к берегу. Подходя к пристани, и, точнее, к тому, что раньше ею являлось.