«Это безумие! — думал Матис. — Чистой воды безумие! Даже кольцо вокруг крепости еще не замкнули. И ни одной бреши, чтобы люди Гейера смогли проникнуть внутрь!»

Действительно, наряду с несколькими отделениями именно Черный отряд Гейера с наступлением ночи двинулся штурмом на Мариенберг. В кромешной тьме бесстрашные мужчины снесли палисад и передовые укрепления, прорвались к стенам и попытались влезть по приставным лестницам. Матис слышал их предсмертные вопли, видел вспышки выстрелов и продолжал отчаянные попытки пробить брешь в каменной стене.

Тщетно.

Когда забрезжил рассвет, во рву под стенами Мариенберга лежали сотни убитых и тяжелораненых, многие из которых были из Черного отряда. Крестьяне попытались выручить товарищей, но попали под обстрел и вынуждены были отступить. До самого вечера Матис слышал крики и жалобы умирающих. Потом понемногу наступила тишина.

Бой закончился.

Бессмысленно! До чего же бессмысленно!

Прислонившись к горячему, дымящему фальконету, Матис опустился на землю и закрыл глаза. Он ничего не ел и почти не пил. Два дня он занимался только тем, что заряжал орудия, поджигал порох и стрелял. В ушах до сих пор громыхали выстрелы, словно далекие грозовые раскаты.

В этот миг Матис понял, что крестьяне обречены. Странно, но мысль эта нисколько его не трогала. У него иная цель. Впереди его ждала другая битва, куда более важная. Завтра же они с Мельхиором продолжат поиски Агнес.

Она единственная, за кого действительно стоило сражаться.

Всего через несколько дней Агнес стояла на вершине холма и смотрела, как языки пламени гигантскими пальцами плясали по крышам Вайнсберга. Она слушала, как в охваченных огнем сараях ревели коровы, с грохотом сыпались дома, и ветер свистел над раскаленным разрушенным городом.

Подле нее на земле распласталась старая женщина, оглашая вечерний сумрак криками отчаяния. Муж, тщедушный старик, склонился над ней и пытался утешить. На поясе у него болтался маленький рваный мешок — это все, что им позволили забрать из дома. Чета была не единственной. Всюду на холмах и возвышенностях плакали, взявшись за руки, старики и смотрели на то, что прежде было их домом. Горожане, что помоложе, сбежали вместе с детьми, когда несколько дней назад пришла весть, что на город движется войско Швабской лиги во главе с Трухзесом. Всего месяц прошел с тех пор, как крестьяне под предводительством Йекляйна Рорбаха учинили расправу над графом Людвигом фон Хельфенштайном и его спутниками. Теперь же Вайнсберг настигло возмездие в лице Трухзеса Георга фон Вальдбург-Цайля и его армии. В городе и окрестных деревнях не оставили камня на камне. Те, кто не успевал спастись, сгорали в собственных домах.

Тут люди на холмах дружно охнули. Через распахнутые ворота вылетела охваченная пламенем и пронзительно ржавшая лошадь. Она пробежала несколько шагов, потом свалилась и догорала уже неподвижно. Мужчина рядом с Агнес перекрестился.

— Это гнев Господень! — воскликнул он. — Гнев Господень! Нельзя было бунтовать против господ!

— Господь тут ни при чем, это гнев дворян, — пробормотала Агнес так тихо, чтобы никто не услышал. — И я одна из них.

Она развернулась и, погруженная в раздумья, стала спускаться с холма.

Скоро это закончится, так или иначе. Еще немного, и этот ужас останется позади.

В последние дни она все больше убеждалась, что в этой войне не было ничего праведного. Всюду, где они проезжали с обозом, ландскнехты Швабской лиги резали крестьян, как зайцев. В Зиндельфингене люди Трухзеса изловили одного из крестьянских предводителей, ответственного за бойню в Вайнсберге. Музыкант Мельхиор Нонненмахер сыграл тогда графу злобную сатирическую песнь. Теперь его длинной цепью приковали к дереву, вокруг которого разожгли огонь. Бедняга с воплями носился по поленьям, пока не изжарился заживо. Точно так же поступили с Йекляйном Рорбахом в Хайлбронне.

— Эй, Агнес, живее давай! Нечего здесь ловить!

Барнабас стоял внизу возле повозки и нетерпеливо махал ей. Барышник думал чем-нибудь поживиться в Вайнсберге. Теперь же, глядя на пылающий город, он спешил вернуться к обозу.

— Надо убираться, пока ландскнехты не снялись, — пробормотал он, когда Агнес медленно спустилась с холма. — Люди вокруг уже недобро на нас поглядывают, — он рассмеялся. — Даже старики могут жизнь попортить, если у них миску каши из-под носа выдернуть. В одном Трухзесу стоит отдать должное: уж если возьмется за что, так со всей основательностью.

Повозка со скрипом пришла в движение и покатила по выжженной, разоренной земле. Сидя на облучке, Агнес всматривалась в сгущающиеся сумерки. Не уцелело ни одного сарая, ни одной конюшни. Урожай превратился в пепел, и люди спасались бегством.

Еще немного, думала она. Дождусь только подходящего случая, и все останется позади.

Пару дней назад Агнес тайком взглянула на карту, которую раненый фельдфебель предложил Барнабасу в качестве платы. Скитания завели их уже на сотню миль к северу, через Швабию и Франконию. Но при этом отдаляли от Рейна. Если ей действительно хотелось узнать о своих сновидениях и прошлом, то следовало в ближайшее время покинуть обоз и двинуться на запад.