Лицо человека было разбито до такой степени, что женщина не сразу узнала в нем Матиса. Одежда его была изорвана, голова упала на грудь. Он походил на висельника.

— Вы… убийцы! — крикнула Агнес двум крестьянам. — Что вы с ним сделали?

— Успокойся, он еще жив. Йокель придержал его на потом, — тут круглолицый крестьянин угрожающе возвысил голос, так что стены отозвались эхом. — Но если твой супружник думает, что сможет взять Трифельс штурмом, то мы с тобой церемониться не станем. Посмотрим, что стоит графу его девица со своим любовником…

Крестьянин рассмеялся и сплюнул вниз. Потом отпустил веревку, так что последние пару шагов Матис пролетел камнем. Он тихо застонал, а плита над головой снова задвинулась.

— Господи, Матис! Что они с тобой сделали?

Агнес подползла к нему и положила его голову себе на колени. Глаза уже настолько привыкли к темноте, что она могла разглядеть его лицо.

Губы у юноши потрескались, засохшая кровь налипла на нос и глаза. Агнес осторожно ощупала его череп и скулы, но, кроме большой шишки на затылке, ничего серьезного не обнаружила. Крестьяне жестоко с ним обошлись, но это он, по крайней мере, переживет.

«Раны, да, — в страхе подумала Агнес. — Но не то, что они сделают с нами позже. Разве что мы найдем какой-нибудь выход…»

Она взяла ведро, в котором плескалось немного мутной затхлой воды, и ополоснула Матису лицо, чтобы он снова смог дышать и немного видеть. Его трясло от боли и холода. Юноша с трудом поднял на Агнес глаза.

— Мне… так жаль, Агнес, — прохрипел он. — И почему я не послушал тебя! Нам… вообще не следовало возвращаться в Трифельс. — Он закашлялся и выплюнул выбитый зуб. — Я… люблю тебя. Но теперь слишком поздно.

— По крайней мере, мы вместе, — ответила Агнес тихим голосом и погладила его по запачканным кровью и грязью волосам. — Может, так оно и должно быть. Это Трифельс, понимаешь? Он звал меня.

— Что… что ты такое говоришь?

— Матис, мне снова снился Трифельс. И Констанция. Прежде чем меня отыскали крестьяне. Ваш план действительно удался.

Агнес вполголоса рассказала ему о сновидении, о Констанции и странном изречении, которое так и не выходило у нее из головы.

— Место, где всякой вражде приходит конец, — пробормотала она под конец. — Что же Констанция хотела этим сказать?

Матис снова раскашлялся.

— Что бы это ни было, нам уже не узнать. Во всяком случае, не в этой жизни.

— Не забывай, что за стенами мой ненавистный супруг с солдатами, — заметила Агнес. — Может, он и не любит меня всею душой, но если продержимся еще немного, то…

— Агнес, послушай! — Матис с трудом приподнялся. — У них там моя мать и сестра. Йокель угрожает расправиться с ними, если я не расскажу ему, что задумал твой муж. Он думает, что я знаю о каком-то потайном туннеле. Но я не знаю ничего! Мне… нестерпимо жаль, что из-за меня мы все оказались в таком положении. Поверь, моя жизнь ничего не стоит, но жизнь близких мне дороже всего! — Он взглянул на нее с мольбой в заплывших глазах. — Можешь проклинать меня, Агнес. Но если ты что-нибудь знаешь… может, второй туннель, потайную дверь, любую чертову лазейку… то скажи, ради моей матери и сестры!

— Поверь, я бы и рада помочь им, но не знаю никаких других выходов, — Агнес уставилась в пустоту; она снова почувствовала приближение обморока. — Все, что мне известно, это то, что где-то здесь заживо погребена Констанция… — Она помедлила. — Звучит, может, странно, но я чувствую, что это случилось совсем рядом.

Матис горестно рассмеялся.

— Тоже мне утешение! Сидеть в застенке, неподалеку от места, где умерла…

Он вдруг замолчал, словно удар получил. Потом поднялся со стоном, прополз на коленях к западной стене и принялся остервенело разгребать солому.

— Что… что ты там делаешь? — спросила Агнес.

— Ищу кое-что. Обнаружил это, когда сидел тут в прошлый раз, а потом позабыл…

Не вдаваясь в подробности, Матис продолжал ощупывать пол и стену. Наконец он остановился.

— Ха, вот она!

Юноша расчистил солому и показал на открытый участок стены. Когда он постучал по ней, камень отозвался гулким эхом.

— Здесь вделана плита! — взволнованно объяснил Матис. — И если мне не изменяет память, здесь была еще надпись на латыни… — Он пошарил рукой и удовлетворенно кивнул. — Вот она.

Затаив дыхание, Агнес подошла к стене и встала перед ней на колени. Стояла кромешная тьма. Матис взял ее за руку и мягко направил, пока ладонь не легла на выбитую в камне надпись. Женщина провела по ней несколько раз и, кажется, сумела разобрать написанное.

Albertus faciebat leones expulsos esse…

— Альбертус укротил львов навек, — пробормотала она. — Что бы это значило?

— Не знаю. Знаю только, что в стену вставлена плита, и камера за ней, скорее всего, продолжается, — Матис снова постучал по тонкому камню; похоже, от волнения он ненадолго позабыл о боли. — Когда ты сказала, что где-то поблизости, должно быть, заживо погребена Констанция, я снова об этом вспомнил. Я еще хотел взорвать плиту порохом, припоминаешь? И почему мы раньше до этого не додумались! Это же темница Трифельса. Еще сын Барбароссы Генрих держал здесь своих пленных! Возможно, этот проход ведет в другую камеру.