— Шпионил, — донесся ответ. Меня снесло с кровати ураганом. Я вбежала в его комнату в мужской рубашке, служившей мне ночной (на три размера больше моего, поэтому доставала она мне до колен) и воскликнула.

— Ты был шпионом?! Как интересно!

Джон лежал поверх покрывала на кровати с планшетом в руках и делал вид, что читает. Я села в ногах.

— Расскажи, — просительно потянула я, — ты шпионил против Америки? А как же война? Тебя раскрыли?.. — вопросы посыпались один за другим. Я уже его не боялась. Свободно разговаривала, могла даже сама дотрагиваться до локтя, обращая внимание на что-то. Входила полуодетая после душа. Мне иногда даже хотелось, чтобы Джон обратил на меня внимание, как на женщину, увидел не друга, а объект страсти. Но он, по-прежнему, оставался невозмутим и корректен. Теперь понятно, откуда у него такая выдержка. Издержки профессии.

— Да, несколько месяцев назад разразился шпионский скандал. Меня раскрыли и обменяли на американского. Вот так я оказался дома, после тридцатилетнего отсутствия.

— Ты тридцать лет прожил за рубежом? — ахнула я.

— Да. Детство в Праге, юность в Мюнхене, потом переехал в Нью-Йорк. Даже имя, как видишь иностранное, не Всеволод Владимиров, как у Штирлица, — это он только что пошутил?

— Как интересно, — произнесла я благоговейно.

— Ничего интересного, — отрезал холодно Джон, — если это работа. С того времени я и не люблю брать на себя ответственность и принимать решения. Особенно те, которые вершат судьбы мира, — тихо закончил мужчина, и я впервые увидела на его лице неприкрытое страдание.

— У тебя есть семья? — спросила тихо я, — жена, дети?

— Нет, — произнес Джон, — какая может быть семья у шпиона?

— А что ты собирался делать в России, после того, как тебя раскрыли?

— Мне дали неплохую пенсию. От родителей достался дом на берегу озера. Планировал поселиться там, ловить рыбу, кормить комаров, выращивать огурцы… — голос Джона едва заметно дрогнул.

Я затихла. Потом подсела ближе и провела рукой по груди. Она была теплая и твердая.

— Расскажи, — тихо произнесла я, — это… страшно?

— Страшно, — ответил он, поняв, о чем я спрашиваю. И я вдруг увидела его настоящего. И тоску в его глазах, и боль, и желание. Его неистребимую привычку держать все в себе и не показывать эмоций, его неохоту ни с кем сближаться, идти на контакт. И дикое немыслимое одиночество, спрятанное глубоко внутри, так глубоко, что он сам этого не видит. Огромное, как космос.

Я наклонилась и легла рядом. Уткнувшись лицом в грудь, закинув ногу на его ноги, обняв руками за талию. Вытянулась вдоль его длинного худого тела и замерла, тихонько сопя. Было тепло и спокойно. Как уже давно не было. Казалось, все проблемы ушли, нет ни войны, ни взрывов, ни борьбы за власть. Мы просто лежим на кровати, у меня дома, тихо тикают часы на столе, где-то за окном шумит город. И так хорошо и безмятежно на сердце. Я пригрелась, даже немного задремала, вполглазика. Потянула ногу вверх и наткнулась на выпирающий твердый бугор. Сон слетал в одну секунду.

Я медленно подвигала коленом туда-сюда, ощущая необыкновенное, будоражащее кровь предвкушение. Как же я давно занималась любовью! Наверное, полгода назад в последний раз. И то, с Алексеем давно не ладилось, секс был механический, не приносящий удовлетворения ни мне, ни ему. А сейчас внутри меня словно закручивалась тугая пружина, сильнее, сильнее, стремящаяся к освобождению. Я потерлась носом о его грудь, вдохнула запах и открыла веки. Почти черные глаза Джона внимательно, напряженно смотрели сверху вниз. Я улыбнулась. И поцеловала его в плечо. Мужчина медленно склонился надо мной, не отрывая от лица взгляда, словно боялся упустить даже малейшую мою эмоцию. А может, опасался, что я передумаю? Никогда!

— Я пью таблетки, — шепнула я и глупо, по-девчоночьи, хихикнула.

— Замечательно, — пробормотал он и накрыл мои губы своими. Я тут же отрыла рот, впуская язык, приглашая, дразня, разжигая пламя, которое и так вспыхнуло до небес.

— Не спеши, — шепнул он мне, медленно скользя ладонью по ноге вверх, задирая рубашку, собирая в кулак тонкую ткань, — я хочу все рассмотреть и потрогать. Я так давно этого ждал.

— Что ты не особо спешил… — выдохнула обиженно я.

— Я странный, — хмыкнул мужчина, и я мысленно согласилась «Еще какой!», — но я стопроцентно был уверен, что в итоге получу тебя. Это как… предчувствие, — Джон пристально посмотрел в глаза, — понимаешь?

Конечно, я понимала. Я с первого дня ощутила то же самое. И пусть его профессия сделала его осторожным, научила железной выдержке и хладнокровию, от судьбы не уйдешь. Я сердцем чувствовала ту нить, которая нас связала. Он назвал это предчувствием (с его работой очень хорошее умение), я называла это интуицией.

— Ты такая яркая, — шептал Джон, покрывая поцелуями грудь, шею, отводя в сторону волосы, добираясь до чувствительного местечка за ушами, — сильная, вспыльчивая, как звездочка. Я всю жизнь остерегался бурных эмоций, людей, считая их опасными и для работы и для жизни. Я был прав…

— Но сейчас ты же не на работе, — только и смогла произнести я, голос уже не слушался. А этот невозмутимый мужчина сделан из камня. Мое тело сгорает на медленном огне, а он даже не разделся. Дрожащими пальцами начала снимать его рубашку, потянулась к поясу брюк.

Бесконечная ласка в каждом движении. Словно он много лет держал себя в тисках, а сейчас всю нерастраченную нежность выплеснул на меня. Замирает сердце от вида возбужденного тела мужчины, гибкого, сильного. Я провожу ладонью по каменным мышцам ног, ягодиц, пресса. Иголочками покалывает кожу. Меня сжимают горячие тиски рук. Неспешные легкие касания там, здесь. Пальцы на коже, на животе, между ног. Божественно.