— Молодец, — похвалил Грек, и Тугоедов равнодушно кивнул.

Вообще Заводчанин вел себя спокойнее всех. Что-то в нем было от робота, которых так любили сейчас изображать в книгах, фильмах и передачах.

Ну а дальше — денег больше не нашли. Куда Фельцман заныкал средства для синагоги — так и непонятно. Тугоедов было предложил подождать до утра, взять хозяина, пойти с ним и деньги снять со счета в сберкассе, угрожая ему, что в случае чего перебьют оставшихся в подвале. Но очень уж рисково, хотя и хотелось бы получить еще пять тысяч. Решили больше не суетиться и кончать всех. Задушили веревками. Ребенка ни Таксист, который до этого послушно делал все, что говорили, ни спокойный как танк дружинник убивать не соглашались. Куркуль выглядел совершенно сумасшедшим, глаза его горели алчно. Он походил на какого-то черта из преисподней. И без разговоров взялся за девочку…

— Все понятно, — кивнул Поливанов, выслушав историю. — Одного ты не знаешь. Тесть Фельцмана перед смертью все деньги, собранные на синагогу, раздал единоверцам. В том числе и свои добавил. Он хороший человек был.

— Раздал? — непонимающе уставился на него Куркуль.

— Раздал. Тебе этого не понять… Где сейчас Грек?

— Не знаю. Он у нас не жил. Где-то схрон у него есть в городе. Но я не знаю. И никто не знает. Он хитрый. О нем вообще никто ничего не знает.

— А ты-то его откуда узнал?

— Да как освободился, перво-наперво на Севере братве решил представиться. На малине Лева Ключник правил, которого подрезали год назад насмерть. И Грек там был. Ключник на него показал и говорит: вот тебе мой наказ. Придет к тебе этот человек, обогрей, накорми, прими, как меня… Он и пришел…

— А как его фамилия? Как зовут?

— Сказал, Алексеем кликать. А так они, фартовые, имена и клички меняют как перчатки. Не знаю.

— Где сидел, с кем — он не говорил?

— Да из него не выжмешь. Только и разговоров было — как сук мочил всю жизнь…

Куркуль вздохнул полной грудью, покачал головой и как-то просительно произнес:

— Ты его арестуй, начальник. Пускай с нами за все ответит. Он, гнида, все это придумал. Пускай ответит. Пускай его расстреляют, суку. Не хочу один. За него… Шлепните его, граждане начальнички!

И опять взвыл, скованными руками размазывая слезы по лицу.

Дело было сделано. Преступники дали признательные показания. Правда, Тугоедов поупирался. Мол, невиновен — он передовик производства, дружинник, а его к каким-то уголовникам в компанию зачислили.

Но две очные ставки, а также результат обыска, когда у него нашли те же злосчастные облигации, сломали и его.

Ощущению триумфа мешало одно — сделано дело не до конца. Организатор всего этого сейчас находился на свободе. И, судя по тому, что о нем известно, немало еще крови может выпить. Поэтому теперь задача номер один была установить его личность.

Фамилии нет. Имя — тоже непонятно, его или нет. Клички можно менять — это даже не паспорт. Что остается?

Арестованные теперь шли по пути максимального сотрудничества со следствием, надеясь, что их не приговорят к расстрелу. Не могут же всех троих хлопнуть. Кому-то для порядка и пятнашку дадут. Во всяком случае, следователь внушил им эту идею, которая была спорная. Но утопающий готов ухватиться за соломинку. И они хватались, выдавая все на-гора, в том числе различные свои мелкие преступления прошлых лет — пару грабежей, кражи с автобазы. Они же и составили описание и фоторобот Грека. Фоторобот получился на славу — таких морд без особых примет в фотоальбомах по всему СССР тысячи и тысячи.

Розыск Грека развернулся вовсю. Справочные учеты выдавали тучу людей с такой кличкой, которые на проверку оказывались вовсе не теми, кто нужен. Местные блатные, обрадованные, что жесткий режим закончился и теперь их не таскают раз в две недели на пятнадцать суток и не припоминают все старые делишки, клялись и божились, что никакого Грека в Свердловске не объявлялось. Агентура тоже ничем не могла помочь. Неужели такой волчара уйдет? Поливанов и допустить не мог такой мысли. Но сделать пока ничего не мог. Опять вся милицейская машина уперлась в кирпичную стену, и только колеса вхолостую крутились по асфальту, сжигая резину.

— Все-таки мы свое дело сделали, босс, — успокаивал его Маслов, когда они остались одни в кабинете. — Вон, Лопатин говорит, что не сегодня завтра командировке конец. Преступление раскрыто.

— Да ладно, Володя, — отмахнулся Поливанов. — Конечно, гадов мы первостатейных взяли. Но, понимаешь, все это шушера. Так бы они по мелочам и стригли всех, и жили бы от отсидки до отсидки, пока от алкоголя не издохли. А вот Грек этот… Астрономию знаешь?

— В общих чертах.

— Есть спутники — это что-то такое мелкое и несерьезное. А есть массивные небесные тела, которые притягивают к себе спутники и всякий космический мусор. Вот братья эти, Тугоедов — это именно космический мусор. А Грек — тяжелое космическое тело. Он еще кого-нибудь притянет. И опять будем считать трупы невинных граждан. Знаешь, таких безумцев даже у блатных немного. Но след каждый за собой оставляет такой кровавый, что о нем долго помнят.

— Ну что тут скажешь, босс. Будем искать.

— Поэтому нам рановато в Москву.

На следующий день поступило распоряжение о возвращении в столицу. Но Поливанов лично позвонил начальнику МУРа:

— Мы не можем этого Грека упустить. Надо по нему доработать.

— Ладно, дорабатывайте.

В результате уехали все, кроме Поливанова и верного Маслова.

— Без смершевца как-то скучно, — отметил Маслов. — Веселые у него истории были.

— Ну да. Как в сорок четвертом двоих гопников, застигнутых на месте преступления, собственноручно в поезде расстрелял, — хмыкнул Поливанов.