– Что они сделали с тобой, Лизон? – вопит он у меня над ухом.

– Эти трое только что изнасиловали вашу сестру, – шепчет ему какая-то мерзкая старая карга.

– О – о – о – заклокотал Дуду. – Проклятые аристократы! Лизон, ты жива?

В ответ на это Лизон наконец-то свалилась в обморок. То ли в самом деле испугалась, то ли не было уже мочи маяться в своем корсете. Очень уж перетянулась. Я сразу отметил: нельзя иметь столь тонкую талию и одновременно такие пышные щеки.

– Она умерла! – взвыл дурак Дуду. – О, проклятые аристократы! Лизон!

Обезумев от горя, гигант тряхнул нас с де Садом. Меня он держал правой рукой, а маркиза левой. Вот в этой левой и скользнул как-то лиловый атлас, маркиз выпал и свалился своей ландышевой грудью и локтями в корзинку с гусиными яйцами. И как это она подвернулась? Яйца подавились, маркиз рассвирепел и стал стращать королевским судом. По толпе пошел слух, что выслана уже на наше происшествие стража. Дуду смекнул, что дело его плохо, и со зла пихнул меня прямо на маркиза, обмазанного яйцами. Я крепко въехал маркизу носом в лоб. Даже в глазах у меня потемнело, и кровь брызнула из ноздрей фонтаном. Маркиз тоже пострадал: от неожиданного удара отхватил своими же зубами кончик своего языка. Стоим мы оба в слезах, в крови, в гусиных яйцах и глядим, как Дуду напоследок Гешку отделывает. Кулаками, без всяких маркизовых палок. Кто-то в толпе его нарочно подуськивает, а кто-то кричит, что аптекарь не при чем. Мы с маркизом, естественно, тут же по каретам – и разъехались. Вот тебе и роль личности в истории!

– Причем тут история? Какая личность? – пожала я плечами. Мне эта глупая байка ничуть не понравилась. Сразу видно, что вранье.

– Как причем, Юлия! – закричал Гарри Иванович. – Ведь этот самый болван Дуду, он же депутат Дидье Пуассон, закатил через восемнадцать лет такую речь в Конвенте! Раскрыл свою луженую глотку и завопил, что при старом режиме аристократы насиловали девушек прямо посреди улицы, в том числе до смерти его сестру унасиловали. Лизон в самом деле померла полтора года спустя после того дебоша на улице. Померла от простуды. Мы-то с маркизом тут причем? Но Конвент рыдал, стучал ногами и требовал: «Аристократов – на фонари!» Много пудреных голов тогда слетело. Депутат Дуду бил себя по волосатой груди и требовал крови, а, собственно, что мы, аристократы, ему сделали? Это он нас яйцами заляпал! Вот справедливость истории... Вернее, нету никакой справедливости. Я сейчас подумываю мемуары написать, «Встречи с замечательными людьми» назову. Все ведь пишут, даже те, кто ни черта не видал. А я повидал! Неплохо смогу заработать...

– Вы совсем заврались, – сказала я. – Никаких маркизов вы и в глаза не видели. Ищите дурочку!

Бек захихикал, потирая руки:

– Нашел, Юлия, уже нашел! Ты – моя дурочка. Я зачем пришел-то, знаешь?

– Прощаться, – неуверенно ответила я.

– Щас! Прощаться! Собирай вещички, поедешь со мной в Ростов. Там климат лучше здешнего. Рекламу в местные газетки и на телевидение я уже дал, Ростов ждет. Тамошнее отделение Академии необъяснимых явлений даже предлагает мне возглавить себя – тьфу, какая корявая фраза! Просто язык заплетается, глядя на твою красоту... тьфу, опять! Молотит язык, что попало… В общем, средства у меня есть, квартиру снимем, практику откроем. Заживем! Я, знаешь ли, потаскался по свету, подустал, а тело товароведа из Сызрани хочется доносить достойно и без нервотрепки. Ах, Юлия, вдвоем! Знала бы ты, что нас ждет! Философский камень, считай, у меня в кармане. И еще есть один порошочек, по виду и вкусу напоминающий соду. Это так называемый порошок сфинкса. Одна щепотка – и вот оно, полное обновление уставших, изношенных клеток Такую бы щепотку да в твой чудный супчик! О-о!

Пока он болтал все это, он становился все меньше и худощавее, так что в конце концов стал едва виден из-за стола. Личико его осунулось, и провалиться мне на этом месте, если из тусклых его кудряшек не глянули крошечные шершавые рожки. Да и ногами он что-то слишком звонко стал постукивать. Я нарочно уронила ложку, быстро наклонилась, заглянула под стол и к своему ужасу увидела, что начищенные черные туфли сняты и аккуратно отставлены в сторону. Бек преспокойно перебирал мохнатыми ножками, то скрещивая, то потирая друг о дружку, – тоненькими, в карандаш тоненькими ножками с чистенькими копытцами. Я содрогнулась от отвращения. Какую гадость я впустила себе в дом! Когда моя голова снова показалась над столом, Бек был уже определенно рогат и ехидно усмехался бесчисленными голливудскими зубами.

– Поехали, поехали! – взвизгнул он.

– На метле?

– Нет! Поездом. В СВ! И без всяких вещичек. Про вещички я для красного словца болтнул. Это сызранский товаровед из меня немного вылез. Куда деваться! При трансплантации даже такой ерунды, как сердце, бывают осложнения, а тут ведь все целиком берешь... У шевалье де Сома была подагра, ну, а товаровед болтлив, как тетерев. Не в этом же суть! Суть, Юлия, в том, что наконец-то мы воссоединились.

– С чего вы взяли? – возмутилась я. – Стану я воссоединяться с каким-то жвачным. У вас ведь копыта под столом! Что, тоже от товароведа достались?

– Нет, это еще в Египте... я несколько неточно составил одну взвесь... Плюс передозировка... Копыта – это ничего, Юлия. Главное внутренний мир, то, что в душе...

– И внутри гадость. Вы мне противны, Гарри Иванович. Я не могу вас любить!

– А кто твоей любви требует? И не надо любить, – спокойно ответил Бек. – Надо слушаться. Женщине, тем более твоих весьма средних способностей, вообще довольно только слушаться умного мужчины. Ты, Юлия, изящна, пылка, чутка, но совсем не умна. Ты будешь тем эфиром, который взовьется, вспыхнет и меня понесет – туда, в глубины, которые есть высоты!

– Ну уж нет, – уперлась я. – Никуда я вас тащить не стану. Если даже половина из того, что я про вас знаю, правда, то место вам...

– В аду? А я не прочь! Там не шашлыки из грешников жарят – там начало жизни, движения, и мы с тобой...

– Без меня! Не стройте никаких планов. Мне даже стоять с вами рядом противно.

– Может, у тебя под платьем и ножик спрятан, как тогда? Юлия, Юлия, в тебе пылает огонь, и его больше, чем в моем тигле. Смотри снова себя не спали! Давай-ка подобру-поздорову...