Наташка так ясно разложила все по полочкам, а главное, сама такая была настоящая, бойкая, румяная, полная жизни и уверенная в своей правоте, что я тоже начала соглашаться с ее простыми и примитивными объяснениями. Мне вообще тогда хотелось, чтобы все на свете было просто и примитивно.

– Что же мне теперь делать? – спросила я.

– Найди этого Фартукова. Ты ведь знаешь, что он капитан милиции. Фамилия, прямо скажем, редкая. Чего же проще? Звони в милицию! Говори, что он просил с ним связаться – это же правда? – если хочешь убедиться, что он действительно существует, что он не привидение, которое лазает в форточки и не давит при этом алоев. Другого пути нет. Звони прямо сейчас, как говорят в телевизоре.

Я растерянно взяла телефонный справочник, нашла милицейский список и робко набрала первый же подходящий номер.

– Прибрежно-Ленинский райотдел внутренних дел, – ответил казенный баритон.

– Мне нужен капитан Фартуков, – еле слышно пробормотала я.

– А кто его спрашивает?

– Вчера... Он просил... я случайно... с его помощью...

– Вынужден вас огорчить. Капитан Фартуков скончался сегодня утром при загадочных обстоятельствах, – бесстрастно сообщил баритон. – Вы можете передать свое сообщение майору Семыкину. Телефон сорок три тридцать...

Я бросила трубку, не дослушав. Это уже слишком! Фартуков скончался... Мужественный Фартуков, спасший мне жизнь! Я даже поблагодарить его не успела! Я вообще ему ни слова не сказала... И какие это загадочные обстоятельства? Наташка еще меня бралась убеждать, что все тут ясно, мол, просто я сама с приветом. Что-то она теперь скажет?

Ничего она не могла сказать. Ее этот разговор с райотделом тоже пронял. Я нарочно держала трубку так, чтобы ей было все слышно, и сейчас ее лицо, недавно ярко-розовое, как пион, сделалось бледным, как хризантема. Впрочем, бывают и белые пионы.

– С ума сойти, – наконец, сказала она. – Пойдем быстрей к нам, выпьем! Что-то мне не по себе.

Я не стала на сей раз спорить, быстренько обулась, натянула пальто и открыла дверь на площадку. Снизу, с лестницы, слышались шаркающие шаги, какие бывают у страдающих плоскостопием.

– Ну вот, это он! – с досадой обернулась я к Наташке и увидела, что ее лицо снова побелело, а глаза вылезли из орбит.

– Кто он? – еле слышно прошептала она – видимо, решила, что к нам крадется неуловимый парковый маньяк или, в лучшем случае, покойный Фартуков. Я поспешила ее успокоить:

– Да нет же, это Чепырин, физик!

Мы ведь совсем забыли про Чепырина! Мне окончательно расхотелось устраивать романтический вечер с тихой музыкой и кошачьим песком. Наташка же изначально явилась мой романтизм расстроить.

– Ну его к черту! – в очередной раз прошипела она. – Сейчас его сплавим! Положись на меня.

Она решительно захлопнула мою бронированную дверь и потащила меня вниз, навстречу физику. При этом она камнем висела на моей руке, утробно стонала и мычала, совсем как сеньора Жанна из «Мук любви». Я не сразу сообразила, что она задумала. Но если уж Наташка что-то задумала, лучше ей не перечить – все равно сделает по-своему и все снесет на своем пути. Как носорог.

Едва обе мы попали в поле зрения Евгения Федоровича, я разгадала Наташкин план, потому что к этому времени она к стонам прибавила еще и прихрамывание. При каждом шаге она псевдобольной ногой описывала широкую дугу в воздухе. В моей подруге погибла актриса, склонная, правда, сильно переигрывать.

Евгений Федорович опешил, увидев нас. Он шел на романтическое свидание не с пустыми руками. В левой он нес пучок растрепанных астр на коротких стебельках. Такие букетики на нашей троллейбусной остановке продают алкаши, озорующие по недальним дачам. В правой руке физика был пластиковый пакет, где просматривалась бутылка водки и двухлитровый пузырь сладкой воды «Буратино». Я начала было лепетать, что Наташка, моя подруга, случайно зашла... Наташка толкнула меня локтем под дых, описала ногой дугу и взяла дело в свои руки.

– Извините, ради Бога, уважаемый... Евгений Федорович? Извините! Я не хотела, чтобы Юля беспокоилась, но уж это такой человек – чуткий, отзывчивый, неравнодушный, – завела она неестественно слабым голосом. – Со мной случилось несчастье. Вот видите, травма!

Тут Наташка сделала очередной виток абсолютно здоровой с виду толстой ногой:

– С этим я еле доползла до Юли. Она оказала мне первую помощь. Знаете, она прекрасно накладывает шины! Если у вас что случится, то наложит и вам.

Что она плетет? Где это, интересно, у нее наложенная мной шина? Что-то не видать! Меня начинала разбирать истерическая дрожь, и я боялась, что невзначай хихикну. Наташка снова застонала:

– Мне надо теперь домой, и Юля взялась меня довести. Что бы я делала без нее? Редкой души человек!.. А-а-а!

Это был такой фальшивый стон, что на девятом этаже за дверью нервно залаял доберман.

– Нет, я чувствую, мне совсем плохо, – стонала травмированная. – Юля, ты еще немного должна побыть со мной! Мало ли что... Я одна, в пустой квартире... С травмой! Вдруг мне понадобится массаж сердца? Юля, не оставляй меня одну! Я тебя не отпущу! Ради Бога...