Шрифт:
А разведчику было не до сна. В отчаянии он метался по комнате, пытаясь угадать, что задумала Мерит и какова в том роль Анхнофрет. Они говорили об Александре, они обе были напряжены. Что-то случилось. Что?
Через пару дней он узнал, что Анхнофрет едет к Александру. Во дворце не делали из этого тайны. Обычное посольство. Обычное? Аристомен знал уже многих высших сановников Та-Кем и удивился, что в качестве посла избрали не кого-то из них, а женщину, известную многими... щекотливыми делами, после которых в землях фенех пару раз устраивали похороны кое-кого из знати.
Во время очередного урока он назвал ей новое слово – остракон [25] . После чего в порядке пояснения рассказал о том, как в Афинах протекала политическая борьба. Рассказал о суде черепков. О демагогах, что обретали власть над умами людей, раздавая обещания, часто невыполнимые, лишь бы только удовлетворить сиюминутные желания толпы. Посетовал, как людям, подобным Фокиону Честному [26] , трудно противостоять таким политическим мошенникам. И, внимательно следя за её реакцией, высказал собственное к тому отношение:
25
Остракон (греч.) – черепок. Применялся в процедуре остракизма, голосования по вопросу превентивного изгнания какого-либо авторитетного политика, чтобы не позволить ему захватить власть. На остраконах голосующие писали имя того, кого следовало, по их мнению, изгнать.
26
Фокион Честный (398-318 гг. до н. э.) – афинский военачальник и политический деятель эпохи Александра Македонского. Противник Демосфена, сторонник мира с Македонией. За свою честность и скромность пользовался большим уважением сограждан.
– Иной раз для всеобщего блага полезнее кое-кому по-тихому сунуть нож промеж рёбер, чем заниматься бесконечным словоблудием.
Анхнофрет едва заметно вздрогнула. Аристомен похолодел.
"Значит, таков их обещанный мир... Блюдут Исповедь Отрицания [27] и при этом гордятся своей славой отравителей... Лживые лицемерные твари! Что же делать..."
Надо предупредить. Надо написать письмо. Скиталу [28] . Но как передать, ведь раскусят моментально? Думай, дурень.
27
Исповедь Отрицания – оправдательная речь умершего на загробном суде. В присутствии Маат, Осириса и Тота, обращаясь к демонам Дуата, покойник отрицал сорок два греха и в числе прочего говорил: "Я не убивал".
28
Скитала – способ передачи тайных сообщений в Древней Греции. На цилиндр наматывался кожаный ремень. Сообщение писалось на коже таким образом, что прочитать его мог лишь тот, кто имел цилиндр точно такого же диаметра. Аристотель научился читать скиталы, используя вместо цилиндра конус.
Нет, со скиталой, пожалуй, ничего не выйдет. Какой благовидный предлог можно придумать, чтобы передать кожаный ремень? Сразу заподозрят неладное. Заметят странные царапины на коже. Чай не дураки...
А что, если написать письмо друзьям? Или брату. Да, лучше брату, которого у Аристомена нет и не было. Но ведь о том он никогда не упоминал. Это мысль. Пусть будет письмо к "брату Эвмену". Хотя нет. Это имя наверняка им уже знакомо. После того, как Александр оставил Тир, Хранители побеседовали с его освобождённым царём. Кажется, его зовут Шинбаал. Аристомен слышал обрывки разговоров об этом. Македоняне допрашивали Шинбаала, и обязательно при этом присутствовал Эвмен. Не мог не присутствовать. Его имя насторожит Мерит-Ра. Нужен кто-то другой, желательно не из стратегов. Ну, тут нечего долго раздумывать, к царю приближены многие и царского секретаря сразу насторожит тот факт, что внезапно нашедшийся лазутчик пишет письмо, скажем, племяннику Эвмена, молодому Иерониму, называя его братом. Да, пусть будет Иероним из Кардии.
Аристомен сел за письменный стол, развернул чистый папирус, придвинул шкатулку с письменными принадлежностями.
Справиться о здоровье, рассказать о своём житье, ну и тому подобное. Это же естественно. Он больше года пленник в этой золотой клетке. "Брат" считает его мёртвым, надо отослать весточку. Передать открыто, при всех. Мерит не будет в том препятствовать. Наверное.
Он обмакнул заострённую палочку в чернила и вывел:
"Аристомен – Иерониму из Кардии. Радуйся, брат..."
На следующий день он вручил письмо лично в руки Анхнофрет. И уже через час его вызвали к Мерит. Когда он вошёл в её покои, правительница стояла у окна.
– Мне показали твоё письмо к брату, – сказала она, – ты не говорил, что у тебя есть брат.
– Есть. Надеюсь, что он ещё жив. Столько воды утекло, с тех пор, как мы разлучились.
– Он состоит в свите Александра?
– Нет, царственная, что ты. Он простой воин, один из многих.
Мерит некоторое время молчала, все ещё не поворачиваясь к Аристомену. Он терпеливо ждал.
– Я прочитала твоё письмо.
"Ещё бы ты не прочитала", – подумал лазутчик, но ничего не сказал.
– Оно очень тронуло меня. В той части, где ты вспоминаешь вашего отца и пишешь, что Иерониму, верно, легче. Скажи, ты был женат?
– Да, госпожа. В другой жизни, – ответил Аристомен, дрогнувшим голосом.
Мерит вздохнула. Лазутчик понял, что стрела попала в цель.
Он знал её слабость, в меньшей степени присущую и Верховному Хранителю. Слишком они оба чувствительны, да жалостливы к чужому несчастью.
Вся эта царственная троица, брат, сестра и фараон, занималась стихосложением. Мерит-Ра декламировала Аристомену свои стихи, а также сочинённые Ранефером, при этом аккомпанировала себе на музыкальном инструменте, напоминающем лиру. Стихи были под стать музыке – торжественно-печальные. Любят они погрустить над своей "нелёгкой судьбой".
Значит, проняло. Ещё бы. Мерит-Ра – само сочувствие и доброта. Когда никого ядами не травит.
– Ты расскажешь мне о ней?
– Возможно позже, госпожа.