В речи посланника было нечто такое, что поразило Мерит до глубины души. Она ценила силу, отвагу и мудрость высокородных сынов Нахарина. Ценила благородство хатти, пусть и видела в нём двойное дно. Но Птолемей... Пусть между ними тысяча лет, но он из её мира. Они иные, нежели ремту, совсем иные, но не менее достойный народ.

Он сразу же согласился на предложение Верховного Хранителя обменяться мудростью, учиться друг у друга. И Александр живо поддержал сие начинание. Уже к осени в Уасит прибыло несколько эллинов. Скульпторы Лисипп и Филон, живописцы, поэты, механики, всего числом десять человек. Эллины звали таких людей "возлюбившими мудрость", философами, и Мерит, встретившись с ними, до глубины души была поражена остротой их ума и жаждой знаний. Прежде подобное ремту открывали лишь в себе.

Прошла зима и весной несколько Посвящённых Тути, Амена, Маат, лучших писцов – стихотворцев и сказителей, корабелов и молодых архитекторов, учеников Сенмута, отправились в Киццувадну, где Александр начал строительство города.

Менхеперра очень заинтересовался идеей проведения состязаний мужей. Дошло до горячего спора, какие виды воинского искусства представить на них. Воистину, Маат Нефер-Неферу не ошибается никогда! Даже в том, что смертные могут счесть мелочами.

Раз в четыре года в последние дни лета эллины устраивали Пифийские Игры, в честь своего солнечного бога Аполлона. Именно их решил провести Александр. Выбор был сделан не случайно, царь надеялся, что состязания в честь Ра привлечёт внимание жителей Та-Кем больше, нежели Игры в честь Громовержца, проводимые в Олимпии, хотя те окружались куда большим почётом. По сути, он слил два празднества в одно. Всё равно ни Дельф, ни Олимпии здесь нет. Местом устроения царь избрал город Сарамину [22] на острове Алаши.

Кое-кто из эллинов возроптал, высказал недовольство разрешением участия в Играх варварам (собственно, разрешили не всем, а только египтянам). Кто-то сдуру ляпнул, что "даже из македонян лишь цари допускались к Играм, да и то потому, что ведут род от Геракла". Царь немедленно вспылил:

– Мой предок, Александр, оказал Элладе помощь, неоднократно рассказав о планах персов, когда те прищемили вам хвост! И вы прозвали его "Другом эллинов"! Но стоило ему явиться в Олимпию, вы подняли лай: "Гоните прочь немытого варвара!" Как он унижался перед вами, доказывая своё родство с древними аргосскими царями! И вы опять натянули маску высокомерия, спесивые ублюдки?!

Царя еле успокоили. Одного из болтунов прикончили для устрашения других.

Ранефер настоял на том, чтобы провести на Играх состязание лучников, чего ни в Олимпии, ни в Дельфах прежде не устраивалось. Птолемей согласился. В конце концов, почему нет, раз покровителем новых Игр назначили Аполлона. Сребролукий Феб, как-никак...

Узнав об этом, царь лишь усмехнулся и заявил:

– Пускай. Критяне перестанут заноситься. Глядишь, поучатся.

– Думаешь, наших побьют? – спросил Гефестион.

– Спроси Лагида, он тебе расскажет про Пепельную Пустошь, – ответил царь и добавил с усмешкой, – лишь бы на скачки не притащили свои "триеры-тетриппы".

Птолемей как-то странно хрюкнул и закашлялся.

Предполагалось устроение состязаний не только атлетов, но и музыкантов, философов. Как и там, в Дельфах, в Олимпии. До начала празднеств оставалось уже недолго.

Всё-таки, какая отличная идея, померяться силами без кровопролития.

Тутимосе – полководец и воин, но Мерит-Ра и её брат, предпочитали победы бескровные. Разумеется, бескровные для ремту. И вот, год назад, после возвращения Величайшего из похода в Страну Пурпура, где он принимал покорность фенех, обиженных Александром, состоялся между царственными родственниками серьёзный разговор.

Что делать с эллинами?

Брат и супруг долго бодались, как два упрямых барана, не желая уступать. Один убеждал, что договор о мире уже заключён, посол уехал, все довольны и после драки кулаками не машут. Другой вслух размышлял, как бы спровоцировать чужеземцев на то, чтобы договор нарушить, после чего наложить на тетиву стрелу справедливого возмездия. Тем самым он косвенно высказал своё неодобрение некоторыми уступками чужакам, на которые пошёл Ипи.

Наконец, они устали спорить и посмотрели на Мерит, доселе хранившую молчание.

– Мы не должны воевать с эллинами, – сказала она, – не следует отказываться от дружбы. Пусть все договорённости останутся в силе.

Менхеперра недовольно фыркнул.

– Но я разделяю твои опасения, Тутимосе, – добавила Мерит, – они представляют угрозу, которой мы не можем пренебречь.

– Что ты предлагаешь? – спросил Ранефер.

– Александр идёт на север. Ему не миновать встречи с хатти. Мы должны помочь им заключить друг друга в объятья.

– И чтобы подольше не отрывались, – подхватил Ранефер.

Тутимосе некоторое время непонимающе переводил взгляд с Мерит на Ипи и обратно. Побратим подмигнул ему.

– Руки на горло? – догадался фараон.

– Да, – кивнул Ипи, – а кто окажется слабее, тому мы немножко поможем.

– Чтобы они совершенно истощили друг друга, – понимающе кивнул Тутимосе и откинулся на спинку кресла, – хорошая мысль. Я бы поставил на Цитанту.

– Просто ты не видел, как сражаются эллины, – возразил Ипи.

– Зато я видел, как они грабят города, – сквозь зубы проговорил фараон, посмотрев куда-то вдаль, поверх головы Ранефера