– Моё имя – Филота, сын Пармениона. Я полководец царя Александра, властителя Алаши, Киццувадны и Ахайи.

Знатный воин прищурился и медленно проговорил:

– Мы наслышаны о ванаке Арекасандре. Что ты ищешь на Тере, равакета?

– Назови сначала себя, ибо я уже представился, как подобает гостю, но не дело и хозяину пренебрегать приличиями, – недовольно проворчал Филота, рассерженный независимостью позы, которую принял переговорщик.

– Гость, стало быть? – критянин усмехнулся, но ответил, – моё имя Айтиоквс, сын Эвумедея. Я порокорет великого владыки Арейменеса.

Филота повернулся к Этеоклу.

– "Порокорет" означает – "заместитель", – подсказал ахеец.

– Заместитель царя? – переспросил архинаварх, – наместник?

– Да. Наместник ванакта Арея.

– Он назвался Арейменесом, – уточнил Филота.

– Все ванакты критян зовутся Менесами.

– Миносами?

– Да.

Филота удивлённо покачал головой.

– Я думал, был только один царь Минос. А этого, стало быть, назвали в честь Ареса.

Этеокл кивнул. Он понял о ком идёт речь, ахейцы звали бога войны Аре Энуварео – Арей Эниалий.

Айтиоквсу надоело ждать, пока пришельцы наговорятся и он напомнил о себе:

– Так что тебе надо, равакета Фирата?

– Это хорошо, что ты наслышан об Александре, достойный сын Эвумедея. Я пришёл рассказать тебе, что отныне все твои люди станут подданными царя Александра, перед которым уже склонились ахейцы и пеласги, а так же хурриты и хетты, что живут на острове Алаши. Полагаю, и об этом вы уже слышали. Царь великодушен и милостив, он позволит вам жить, как жили прежде. Будете лишь называть его владыкой, и платить дань. А пока он сам здесь отсутствует, подчинитесь мне. Ты же сохранишь свой титул наместника и станешь называться соправителем. Так будет лучше для всех, уверяю тебя, достойный Айтиоквс.

Критянин усмехнулся, окинул глазами корабли. Часть уже подошла к берегу. Четыре отставших триеры ещё только входили в гавань. Слепой видит – силы пришельцев и островитян несопоставимы. Не в пользу последних. Однако на лице наместника не было и следа испуга или неуверенности.

– Вот так просто? Это ты, стало быть, изгнал моих соплеменников из Атаны? И решил, что так будет везде? Убирайся на свой корабль и проваливай прочь, пока мои такасото не превратили тебя в ежа.

И верно, в промежутках между щитов видны натянутые луки и бронзовые жала мечтают проверить, какого цвета у пришельцев кровь.

Филота некоторое время смотрел наместнику прямо в глаза, сохраняя на лице невозмутимое выражение, потом сказал по-македонски:

– Хорошо, что обошлись без лишней болтовни.

С этими словами он повернулся и зашагал к "Талосу". Щитоносцы и Этеокл попятились следом. Едва взойдя на борт, Филота взмахнул рукой.

– Зажигай, – скомандовал Адар-Мелек.

К горшку с нефтью, заряженному в самый большой палинтон "Гнева Мелькарта", поднесли дымящуюся головню. Сухо щёлкнул рычаг, освободивший тетиву, плечи камнемёта дёрнулись в отчаянной попытке освободиться из железной хватки волосяных торсионов, но не преуспели и врезались в кожаные ограничительные подушки. Горшок этого уже не видел, он летел в цель, неся в своём чреве жидкий огонь.

Почти одновременно выплюнули огненные снаряды ещё несколько машин на других кораблях. Некоторые ударили россыпью небольших каменных и свинцовых ядер, заряжаемых в чашку палинтона сразу по три-пять. Из-за высоких бортов "Талоса" высунулись лучники Омбриона и гудящий осиный рой атаковал критян. Те немедленно ответили стрелами и нельзя сказать, что безуспешно, однако эллинские камнемёты били по ним в упор, разрывая плоть на куски и заливая все пространство порта жидким пламенем.

Стена "башенных" щитов сломалась. Гипасписты высыпали на пристань и, мгновенно построившись, двинулись в атаку. Воины с других кораблей, под прикрытием стрел и снарядов тоже высаживались на берег. Ещё несколько пентер и триер встали борт о борт с "Талосом", образовав мост для схода воинов. Некоторые эллинские гоплиты и македоняне-гипасписты прыгали прямо в воду там, где было мелко.

Избиваемые огнём и стрелами критяне отчаянно защищались. Они с одного удара раскалывали щиты македонян своими обоюдоострыми секирами и гипасписты впервые за весь поход Филоты начали нести большие потери. Но это лишь сильнее разозлило захватчиков.

– Сжечь! Пусть горит все! – кричал архинаварх.

Через полчаса в порту действительно горело все, что могло гореть, а ещё через час пламенем был объят уже весь город. Ветер благоприятствовал Филоте (иначе и не стали бы стрелять зажигательными снарядами), его корабли не пострадали. Наступление македонян было столь стремительным и неудержимым, что они ворвались в городские ворота на плечах бегущих критян. Те прежде не переживали подобных нашествий врага и совершили множество ошибок, недопущение которых могло бы их спасти.

Островитяне метались по улицам, в панике ища укрытия. Македоняне методично продвигались к дворцу по тем улицам, что ещё не превратились в коридоры огня и вырезали все живое, что попадалось на пути. Мужчинам рубили головы, походя убивали детей, с женщин срывали одежду и насиловали. Изощрённо, с выдумкой... Кое-кто получил затрещину от декадарха, но не потому, что совершил зло. Оставил строй в бою, дабы приап почесать о бабское сладкое место. Начальник заметил, выбил зубы. А "спасённую" от насилия девку самолично прикончил. Чтобы в спину ничем не ткнула доблестных воинов царя Александра...