Крыса выскользнула из-за пазухи и взбежала Мельнику на плечо. Там она поднялась на задние лапки, то ли вынюхивая что-то, то ли подставляя покрытую мягким серебристым подшерстком грудь под выстрелы. Это был вызов, и, раз крыса могла его бросить, мог бросить и Мельник.

Сколько вокруг него было человек? Сотня? Две? Больше?

Сколько человек могло встретиться ему на пути? Еще несколько сотен? Тысячи?

Он никогда не делал того, что собирался сделать сейчас.

— Руки! — крикнул ему полицейский.

Мельник медленно стал поднимать к голове согнутые в локтях руки. Крыса скользнула ему за пазуху. Глаза Мельника закрылись. Он собрал все свои силы и выкрикнул, толкая мысль одновременно во все головы, до которых мог дотянуться:

— Вы меня не видите!!!

Все изменилось, когда он открыл глаза. Люди текли мимо него, опасливо огибая вооруженных полицейских, которые растерянно озирались в поисках пропавшего преступника. Голова гудела, как колокол. Мельник тянул и тянул свой неслышимый крик, ударяя по новым и новым людям, встречающимся ему на пути. Он не оглядывался, он ни о чем не думал — просто знал, что если потеряет концентрацию, то второй раз так ударить уже не сможет. Ему было холодно. Он бежал.

Айсылу стояла у метро не одна — Иринка была вместе с ней. Они не увидели его, так же как остальные. Мельник подбежал, схватил их за руки и потащил за собой по улице. Иринка испугалась, стала вырываться и кричать, Айсылу цыкнула на нее, но было уже поздно — Мельник отвлекся, и силы у него кончились. Люди, идущие к метро, стали оглядываться. Иринка и Айсылу вцепились в его руки мертвой хваткой ошарашенных детей. К площади подъезжали полицейские машины. Мельник побежал еще быстрее, так что Айсылу едва успевала за ним, и в тот момент, когда полицейские посыпались из машин, толкнул дверь в «Мельницу» и упал внутрь. Айсылу и Иринка рухнули рядом.

В первые минуты в кафе Мельник ничего не видел и не слышал. Его трясло от холода, и каждый вздох давался с трудом, словно воздух вокруг был обжигающеморозным. Вернулись голоса, которые просили, угрожали, плакали, кричали от страха, яростно шептали, шипели, хрипели, истекали ядом и обессиленно замолкали. От них болела голова и слепли глаза, но защититься не было сил. Мельник потратил всю свою энергию на толпу.

Три пары женских рук подняли его с пола и усадили на низкий диванчик. Мельник прислонился к стене виском. Голоса стали немного тише, стало возвращаться зрение. Айсылу, наклонившись к нему, что-то говорила, но он не сразу смог разобрать слова и читал по губам:

— Бледненький какой, покушать тебе надо, набраться сил…

— Мне не до еды, — сказал он, — я должен…

— Должен не должен — все равно ничего не сможешь, пока не покушаешь.

От ее слов Мельнику стало чуть теплее. Он видел, как она обеспокоена, и улыбнулся через силу, чтобы успокоить ее.

— Ну-ка расскажи, — сказал он, и застывшим губам стало больно от движения, — сходила ты на съемки? Посмотрела на Пугачеву?

— Посмотрела, — ответила Айсылу, и глаза ее заулыбались.

— Ну и как тебе?

— Понравилась. Хорошая.

Больше Айсылу не сказала ничего, но Мельник знал, что она вспоминает каждую деталь, каждую мелочь, каждую секунду своей сбывшейся мечты. Он огляделся, отыскивая глазами Иринку и Александру, и увидел, в каком ужасном состоянии находится кафе.

Свет был тусклым: на потолке горел всего один светильник, в остальных были побиты лампочки. Пол усеяли осколки, куски черствого хлеба и засохшая глина, нападавшая с обуви. Окна были грязными, будто их несколько раз окатили помоями. Столы оказались залиты чем-то липким и исцарапаны ножами. Салфетки на столах лежали захватанные, темно-серые, с желтыми потеками. Пахло затхлостью.

Иринка стояла рядом с Александрой, сидящей на низком пуфике возле стойки, и держала ее за руку. Спина Александры была сгорблена, голова опущена, руки сложены на коленях, а кисти рук бессильно расслаблены. Мельник встал, забыв про холод, голоса и слабость, и пошел к ней.

— Что случилось? — спросил он.

— Я не справляюсь, — ответила Александра безжизненным, сиплым голосом. — Их слишком много. Они приходят, гадят, потом начинают ругаться, что тут очень грязно, покидают кафе, я отчищаю, отмываю, отдраиваю, они снова приходят и снова гадят… Я не могу, мне плохо.

— У тебя есть покушать, милая моя? — спросила ее Айсылу. — Покушать бы ему. Ты не вставай, ты мне только скажи, я все сама сделаю. Ему бы силы восстановить.

Александра тяжело поднялась со своего места, зашла за стойку и вернулась оттуда с охапкой тряпок.

— Я накормлю вас, — сказала она. — Только сначала мы все тут уберем. Нельзя есть в хлеву. Тошно.

— Простите, но у меня совершенно нет времени, — сказал Мельник. Он отпустил Сашу очень давно.

— На то, чтобы избавиться от мерзости, всегда должно быть время, — ответила Александра.