– Мне домой надо, я заболел, – скороговоркой буркнул он, не глядя на Самоварова, и одновременно сунул ногу в сапог.

Был Андрей Андреевич сейчас весь мокрый, серый, всклокоченный, совершенно не похожий на себя.

Из ванной появился и Витя со своей заботливой улыбкой и с полотенцем через плечо.

– Лучше в таком состоянии никуда не ходить, – предупредил он. – Вы полтора литра воды только что выпили. Вас вот-вот вытошнит.

Взгляд Андрея Андреевича помутился. Он далеко отбросил так и не надетый сапог и вернулся в ванную бегом. За ним проследовал Витя с полотенцем.

– Вам точно не стоит домой торопиться, Андрей Андреевич! – крикнул вслед Самоваров. – «Скорая» сейчас приедет, вас откачают. И «скорая» будет, и милиция – полный спектр услуг. А пока скажите, где вы повстречались с Витей? Вас не Алла Леонидовна часом познакомила? Мне, например, она обещала – правда, не медбрата, а ассистента-психолога, который может успокоить безнадежного инвалида.

– Так это вы мне звонили утром? – высунулся из ванной улыбающийся Витя. – Соседка говорила, что обращался по телефону какой-то Самоваров от Аллы Леонидовны. Я даже не подумал, что это вы.

– А это как раз я! – воскликнул Самоваров. – Тесен мир! Все мы, оказывается, близкие знакомые, друзья и братья по разуму. Витя, ты случайно старого литератора Тверитина не лечил? Того, который жил в красивом особнячке на Пролетарской-Архиерейской? Укольчики там не делал?

– Делал, – так же радостно признался Витя.

Он сегодня был на редкость разговорчив:

– Это был друг Андрея. Когда ему плохо стало, Андрей переживал!

– Так-таки стало плохо?

– Очень. Стенокардия – чего вы хотите! Предынфарктное состояние. Я не могу видеть, когда человек страдает. Я всегда иду на помощь. Меня часто просят! И я иду. Даже ночью. Вот и Андрей такой же.

– Отзывчивый?

– Да! Он тому своему пожилому другу лекарства доставал. Сейчас всё можно купить, только дорого, пенсионеру не по карману. Андрей препараты добывал бесплатно.

– Поразительно!

– Да, он такой! – с гордостью подтвердил Витя. – Мы с ним помогаем людям. Всем, кто просит.

– А Алла Леонидовна вместе с вами людям помогает? – поинтересовался Самоваров.

Андрей Андреевич захотел горячо возразить на это из ванной, но поперхнулся – очевидно, водой с марганцовкой – и с шумом брызнул на стену.

– Вам, Андрей, сейчас нельзя пытаться говорить: рвотные массы попадут в дыхательные пути! – заволновался Витя и исчез в ванной.

Оттуда донеслось его успокаивающее:

– Держите голову ровнее, вот так! Я помогу!

– А-а-а-эк! – вскрикнул Андрей Андреевич, а Витя продолжил, снова выглянув к Самоварову:

– Алла Леонидовна знает, что мне необходимо работать. Мне нужно облегчать страдания людей. Я ведь после выписки из стационара был у неё на практикуме. Она мне очень помогла и стала находить возможности, чтоб я реализовался. Я ведь уже мыл пол и сантехнику чистил в горбольнице. Я работал в прачечной, в стационаре на Луначарского. Только это всё не то! Мне надо видеть страдающие лица людей и нести им облегчение. Чтоб эти лица потом улыбались! Как раз Андрей в этом мне помог. Я ему благодарен.

– А лекарства для страдающих лиц где вы брали? Кто их назначал? Вы сами, что ли? – не унимался Самоваров.

– Я не имею права ничего назначать, я не врач. Андрей со специалистами консультировался и всё мне приносил.

– Страдальцев тоже он подбирал?

– Андрей больше общается с людьми – значит, больше видит несчастных, тех, кому нужна помощь. Но у меня и свои больные есть, в основном из стационара, где я наблюдаюсь. Вот Альберт Михайлович Ледяев, тоже музыкант – вы ведь знаете его? Он ослаблен после гриппа, и я ему помогаю.

Самоваров понимающе покачал головой.

Он не знал, стоит ли сейчас заводить речь о самом главном. Момент вроде бы подходящий, да и Стас неизвестно когда сюда доберётся. С другой стороны, неофициальный разговор к делу не подошьёшь. А дело выходит непростое, двусмысленное.

Самоваров всё-таки решил рискнуть.

– А помнишь ли ты, Витя, старого скульптора Щепина? – осторожно начал он. – Этот скульптор собачек, коровок лепил. Он-то чем болел?

Андрей Андреевич выглянул из ванной, блеснул воспалёнными, заплаканными глазами из-за могучего Витиного плеча с полотенцем.

– Зачем вам это, Николай Алексеевич? – жалобно взмолился он. – К чему мучить больного, не отвечающего за свои слова? Это стыдно! И ты, Витя, чего тут разговорился? Впервые такие длинные речи от тебя слышу. Зачем эти расспросы? Какие коровки? Какое это всё имеет значение?

– Помню я скульптора, – как ни в чём не бывало продолжил Витя.

Наверное, он всегда делал то, что надо, не обращая внимания ни на какие препятствия.

– Мы раз к нему даже с Тормозовым Алексеем Ильичём заходили – вы ведь его знаете? – сказал он.