– Примерно так, – вздохнул Самоваров.

«Настя, Настя! Вот и я сегодня непонятно зачем заврался, – вздохнул он ещё раз, про себя. – Куда теперь деваться?»

– Больной достаточно спокойный? – спросила вдруг Кихтянина.

Самоваров встрепенулся:

– Нет, я бы не сказал. Не очень… Ночью плохо спит, днём бормочет что-то несуразное. Врачи говорят, что в его организме всё в относительном порядке, но он всё бормочет, бормочет… Нет, он, Валька, скорее беспокойный.

– Трудно, – сделала вывод Алла Леонидовна. – Нужна работа со всеми членами семьи, включая, разумеется, самого больного. А это недешёвое удовольствие.

– Мой старший товарищ, про которого я говорил… Он готов на любые расходы, – пообещал Самоваров, слегка краснея в сумерках.

– Тогда я завтра вам перезвоню. Одному вам с такой задачей не справиться. Я подготовлю ассистентов – один начнёт работать с женщиной, другой с больным. Главное – сам больной. Вот ему-то, кроме лёгких общеукрепляющих фиточаёв – это травки, травки, не бойтесь! – могут понадобиться успокоительные инъекции.

Самоваров насторожился. Он-то хотел расспросить Кихтянину про инъекции бодрящие!

Самоваров открыл рот, чтобы завести разговор о влиянии укольчиков на престарелые организмы. Однако Алла Леонидовна его опередила: нажала на клавишу настольной лампы. В расплывчатых сумерках возник яркий, надёжный круг электрического света. Озарённая им, Алла Леонидовна сразу утратила обманчивую моложавость. Обнаружились не только все выразительные морщинки, но и извилистая волевая линия её рта, которая маскировалась нежно-розовой губной помадой. Самоваров от яркого света зажмурился. Ему расхотелось довирать про Вальку. Он знал, что в их с Аллой Леонидовной беседе мелькнули какие-то многообещающие рожки, за которые поаккуратнее ухватиться – и выйдет, возможно, толк.

Алла Леонидовна уже делала заметки для ассистентов, которые будут внедряться в несчастное семейство Чухаревых. Самоваров кротко продиктовал все сведения о себе. В случае чего, можно будет сказать, что про Валькины беды он нафантазировал, будучи вне себя от депрессии.

Он воспрял духом и бодрее покосился на порхающий в бумагах золотой карандаш.

Ещё что-то золотое блеснуло на столе Кихтяниной и показалось очень знакомым. Так и есть! Из-за какой-то брошюрки выглядывал лоснистый уголок плотного картона, усеянный золотыми тиснёными снежинками. Приглашение на Рождественский концерт! Лишь сегодня утром эти приглашения принесли из типографии. Значит, Кихтянина входит в избранный круг губернских меломанов?

– Вы будете у нас в музее на концерте? – спросил Самоваров, кивая на золотые снежинки.

– Какой концерт? Ах, это!

Алла Леонидовна выудила приглашение из кипы бумаг, повертела в руках и бросила обратно.

– Буду, если время позволит, – сказала она. – Это Андрей Смирнов принёс. Говорит, что будет со своими детишками гвоздём программы.

– Это уж наверняка! Вы с ним знакомы?

– Немного. Участвовали вместе в одном нудном ток-шоу на телевидении. А музыку я да, люблю. Но предпочитаю кантатам хороший джаз – как вино предпочитаю водке.

Самоварова удивило сравнение ангелочков Смирнова с крепким горячительным напитком. Смелая женщина Алла Леонидовна – и совсем без предрассудков! Смирнова зовёт просто Андреем.

Конечно, отчества сейчас не в моде, но показалось Самоварову, что когда она взяла в руки приглашение, то на смирновские снежинки поглядела… Нет, не нежно! И не так, будто вспомнила о нудном шоу. А так, будто она его недавно и с аппетитом съела!

«Какая дурь мне в голову лезет! – сам себе удивился Самоваров. – Это всё Фрейд проклятый».

К ночи он перестал думать и о Фрейде, и об Алле Леонидовне. Настя замучила его вопросами. Самоваров не посмел признаться, что Алла Леонидовна непонятным образом его очаровала. Он даже заявил Насте, что в телевизоре Кихтянина смотрится гораздо лучше, чем в жизни – должно быть, помогают ухищрения визажистов и осветителей. На вопрос, сколько ей лет, Самоваров ответил, что, по его наблюдениям, не меньше пятидесяти. И выглядит она вяленой и ощипанной!

Настя осталась очень довольна такими сведениями. Она на радостях сообщила, что три раза звонил Стас Новиков и хотел задать другу какой-то вопрос.

Бедный Стас! Он не знает покоя и в длинные зимние вечера. Скоро он позвонил в четвёртый раз.

– Когда мобильным обзаведёшься, деревня? Полдня тебя ищу! – недовольно прохрипел он в телефон.

– Мобильник есть у Насти, – пояснил Самоваров. – А у меня ремесло тонкое, точное. Меня бесит, когда вдруг что-то в самый непредвиденный момент в кармане запиликает или в ребро застучит. Это работу тормозит. Пока снова настроишься…

– Ладно, тебе виднее. Я ведь тебя похвалить хотел! Молоток, что подкинул мне Селиванова. Неглупый оказался мужик, хоть и художник, и попивающий. Пьёт он правда, слегка, для поддержания компании, потому что любит пожрать на дармовщинку.