Шрифт:
Это письмо, по всей видимости, прилагалось к прошению, поданному Урией военачальнику Иоаву, которое выглядело следующим образом:
Да ниспошлет Яхве господину моему победы во всех сражениях. Как явствует из прилагаемого к сему письма, дома у меня возникли определенные обстоятельства, требующие моего присутствия. Поскольку осада осуществляется по плану, без моих услуг, полагаю, короткое время можно обойтись. Посему со всей почтительностью прошу для себя десятидневный отпуск. По прибытии в Иерусалим я отмечусь в главном штабе.
Прошение Урии совпадает по времени с сообщением, полученным Иоавом от царя, верховного главнокомандующего.
Да умножит Яхве твою силу. Прослышал я о некоем хеттеянине по имени Урия, преданном и храбром воине, способном офицере. Буду признателен, если ты пришлешь его на несколько дней в Иерусалим, ибо хочу я с ним познакомиться.
Но и хитроумнейшие планы людей для ГОспода — словно сор на ветру. И кто бы мог предположить, что хеттеянин Урия проявит себя таким образцово благонравным, воздержанным и благородным?
Урия въехал верхом в Иерусалим и доложил о своем прибытии во дворец; царь Давид вызвал его пред свои очи и расспрашивал, как дела у Иоава и у воинов, каковы военные успехи. Затем он сказал Урии: «Иди домой и омой ноги свои». Урия покинул дворец, а вслед ему понесли всевозможные кушанья — подарок царя.
Но Урия домой не пошел, а улегся спать у офицеров привратной дворцовой стражи.
Я был у царя Давида, когда от Вирсавии прибежал слуга и сказал: «Видели Урию, хеттеянина, как въехал он верхом в Иерусалим, и госпожа моя нагрела воду, чтобы омыть его ноги, поджарила мясо, которое прислал ей царь, и приготовила супружеское ложе, но Урия так и не пришел в свой дом».
Тогда царь разослал гонцов и узнал, что Урия спит у ворот дворца; и приказал он ему явиться пред очи свои. «Неужто не был путь от Раввы до Иерусалима, — спросил Давид, — долгим и утомительным, целых четыре дня? Почему же ты не пошел в дом свой?»
Урия, склонив голову, отвечал: «Я хеттеянин, мой повелитель, но принял истинную веру и потому ставлю принципы выше удовольствия. Ковчег ГОсподень и войско Израилево ютятся в палатках, а господин мой Иоав и его воины стоят в открытом поле; так неужели могу я пойти в дом свой, чтобы есть там, и пить, и возлежать рядом с женой моей? Как БОг свят, такого я никогда не сделаю».
Царь Давид мрачно посмотрел на меня, Урии же сказал: «Достойно сказано, Урия. Я не премину упомянуть об этом Иоаву, твоему начальнику. Но останься еще на один-два дня, я хочу пригласить тебя за свой стол, и будешь ты сидеть от меня по правую руку, рядом с пророком Нафаном, человеком острейшей проницательности».
Так в тот день, а также и на следующий день Урия остался в Иерусалиме. Царь Давид сказал мне: «Нафан, нужно напоить этого человека, это единственная наша надежда, ибо ГОсподь сотворил вино как противодействие принципам и долгу».
Давид позвал Урию, и он ел и пил с нами, а мы сидели слева и справа от него; царь хвалил Вирсавию и уговаривал Урию использовать представившийся случай, ибо когда мы состаримся будет уже слишком поздно: никто не сможет нас согреть. И я тоже наступал на Урию и все время подбивал его выпить со мной, и мне казалось, что он должен уже свалиться.
Но этого не случилось. Урия поднялся, выпрямился во весь свой рост и заявил заплетающимся языком, что ему давно уже пора отправляться спать, ибо рано утром — в седло и четыре дня скакать до Раввы. После чего шатаясь вышел, даже не пожелав нам доброй ночи.
Царь Давид послал вослед слугу, чтобы тот отвел Урию в его дом, к Вирсавии. Однако слуга вскоре вернулся и, бросившись ниц пред царем, поведал, что хеттеянин домой не пошел, а улегся спать у офицера привратной стражи.
Царь швырнул ему в голову кубок, а затем послал за писцом Сераией, дабы что-то ему продиктовать. Я же и все остальные отправились каждый своей дорогой.
Здесь необходимо привести еще некоторые документы, которые я смог прочитать благодаря слову, замолвленному господином Ванеей.