Старший лейтенант Дериков, командир группы электриков, протянул своему матросу из старослужащих пачку «Столичных». Именно он так вовремя включил «гирлянду» на борту корабля.

– Вот тебе, служивый, целковый, выпей за мое здоровье! – сказал Дериков, явно кому-то подражая.

– Рад стараться, ваш-бродь! – в тон ему, дурачась, отвечал матрос фразой героя из вчерашнего кинофильма.

Оставалось ждать. До рассвета было еще времени уйма – минимум часа три. Спать не хотелось, сказывалось возбужденное ожидание. Не спал командир, на ходовом посту заливаясь «по горловину» черным кофе, который он закусывал бутербродами с соленой рыбой. Вторая по счету тарелка с такими бутербродами тоже уже заметно опустела.

– Это я от нервов – флегматично пояснил он кому-то свой повышенный аппетит.

Наконец, начало светать. Мы все с нетерпением ждали представления. От дальнего берега потянуло утренней туманной дымкой, но взлетающее с востока южное солнце быстро с ней справилось.

Мы погасили наши огни. А с фрегата увидели… наш чистый борт, вместо ожидаемого черного силуэта лодки на его шаровом фоне. Через несколько минут в плотном утреннем воздухе над поверхностью морской пучины разнеслись истошные сигналы боевой тревоги на фрегате Ее Величества! На его юте команда срочно готовила к вылету знакомый вертолет, грохотала экстренно выбираемая якорь-цепь…

– Отменная выучка у «супостата»! Моряки, ничего не скажешь! Но и у нас не хуже» – ревниво проворчал старпом.

Мы ожидали «второй части Марлезонского балета»! Вот сейчас они подлетят поближе и еще кое-что увидят!

Обормоты – сигнальщики, дурачась у себя на мостике, в лицах разыгрывали момент, когда их коллеги убедились в своем «прохлопе».

– Опять мы про… это самое… ту сра… среднюю русскую лодку! – якобы докладывал один, другой обормот изображал английского командира и что-то говорил, размахивая руками. – Не верю! – заливался смехом третий, – английский офицер таких слов просто не может знать!

На сигнальщиков дружно цыкнули и они словно испарились с глаз долой – на всякий случай. А то старпом сразу вспомнит, что и где у нас загажено, а это – бандитизм.

Меж тем, фрегат дал ход. Густой, сиреневый с черным, дым повалил изо всех его газовыхлопов не прогретых, экстренно запущенных машин. Под форштевнем вспух упругий кипящий бурун. Корабль начал сближаться с нами, намереваясь пройти у нас где-то по корме на близком расстоянии, всего в паре кабельтовых.

– Ищи ветра в поле! – злорадно засмеялся командир и скомандовал: – Вахтенный офицер! Пусть штурман пожелает англичанину на 16-том канале доброго утра и счастливого плавания!

Штурман, вполне сносно владевший разговорным английским, так и сделал, в ответ получил тоже вежливое: – Наилучшие пожелания! И удачи, тоже!

– Молодец англичанин! – одобрил командир, – умеет держать фасон!

И тут с их корабля заметили плакат на «уголке». Британские матросы на верхней палубе фрегата стали показывать на «уголок» руками, смеяться, а некоторые даже с фотоаппаратами прибежали, стали ими щелкать, увлеченно фотографируя наш борт.

– Ну, никакой дисциплины на флоте «владычицы морей»! – искренне возмутился старпом: – Боевая тревога сыграна, а они ведут себя, как туристы на пароме!

– А чего там они, на «уголке» – то, увидели? – подозрительно спросил командир, вдруг обеспокоившись…

– А там, товарищ командир, я заставил Остросаблина нарисовать голову Буратино, дразнящего англичан «носом»! Хотели было «фигу» свернутую изобразить, да художник отговорил, мол, могут не понять – мало ли что у англичан такая фигура обозначает! А Пиноккио или Буратино, по – нашему, все читали! – ответил я со знанием дела. Но в это самое время волной, разбегавшейся от острого форштевня фрегата наш «уголок» развернуло в сторону сигнального мостика. И тут мы увидели шедевр этого нашего Крамского-недоучки.

– Это – но-о-о-с? – спросил, взрыднув, замполит и захохотал. Потом заржали все! Даже командир. Но – кроме меня и боцмана. Даже старпом невинно молвил: – Я, конечно, не большой специалист по художественной пластике, может быть, надо с доктором посоветоваться? Только мне кажется, что это не совсем, чтобы буратинный нос… отя размеры – да,… но все равно – это не нос!

Нет, конечно, рисунок был выполнен на хорошем техническом уровне, в классическом стиле, со знанием пластики. Безо всякого там сюрреализма – тут я кое-что понимаю. Чувствовалась школа и профподготовка!

Очень натурально, крупно, в деталях на загрунтованной доске, прикрепленной к одной из поверхностей отражателя, была любовно и со знанием предмета выписана… здоровенная передняя подвеска к мужскому телу в боевом расчехленном состоянии, со всеми складками, жилками и морщинками, да еще и раскрашенная в нужном месте вызывающей пожарно – яркой «аварийной» краской! Да-а-а, понимаю, англичанам было, на что посмотреть!

– Не, ну правильно! Что там англичанам гадать, что эта фигура вашего творчества может означать? Так вы сразу – чтобы, так сказать, разрешить – раз и навсегда, «математическую неоднозначнось». Нет, замполит, молодцы наши орлы, а?