Как происходит процесс создания клиентов, можно наглядно показать на примере судьбы некоторых беженцев и иммигрантов в государствах всеобщего благосостояния, принявших на вооружение «принцип сеятеля» – опираясь на который, их тоже неплотно и равномерно рассеивают в обществе. Их допустимое число внутри определенного округа или района спускается сверху. Это должно способствовать ассимилияции чужеземцев. После второй мировой войны тонкий слой беженцев покрыл всю Норвегию. Сегодня это прежде всего латиноамериканцы, курды, африканцы или иранцы, распространившиеся от Кристиансанда на юге до русской границы на севере – расстояние, соответствующее расстоянию от Осло до Африки. Согласно существующей гипотезе, утверждающей, что это ускоряет доступ в нормальное общество, беженцы, разделенные друг с другом многими километрами, должны быстрее начать новую жизнь.

Конечно, они пересиливают эту ситуацию. Речь идет о людях, имевших достаточно сил, чтобы покинуть родину, когда дальнейшая жизнь там стала для них невозможной, очевидно, что у них хватит энергии, чтобы избежать внутреннего изгнания, которое навязывается им на новой родине. Они делают именно то, что не должны делать. Они объединяются. Они покидают новые хорошие квартиры, рассеянные по всей стране, в которых они предоставлены сами себе и собираются вместе. Они не боятся никаких лишений, живут в недостойных человека условиях, только чтобы быть вместе с подобными себе. Теоретически они зависимы, то есть являются клиентами, и поэтому вместе со всеми перечисленными проблемами должны стать тяжелым бременем для системы соцобеспечения. В действительности все наоборот. Как показывают Беккерт и Леннрот [1988] на примере Дании, именно то, что иммигранты объединяются вместе со своими земляками и товарищами по судьбе, дает им шанс на выживание. Беженцы вступают во множество межличностных отношений с людьми, с которыми разделили общую судьбу. Они помогают друг другу как равные. Так они становятся совершенно нормальными, активными людьми, а не клиентами. Но именно это и противоречит «принципу сеятеля». Он – против равенства.

Когда представители этнических меньшинств ощущают себя недостаточно сильными, они стараются держаться друг друга. Но не все действуют таким образом. Самые сильные преодолевают социальные барьеры и становятся нормальными. Через определенное время распадаются целые анклавы, потому что все их члены преодолели социальные барьеры. Примером этого служат финны в Швеции. Правда, они пытаются сохранить финский язык, но это нелегко. Финнов и шведов объединяют одинаковые базовые потребности – работа и деньги; поэтому финны приехали в Швецию. За исключением языка между ними нет явных различий. Сомнительно также, что у финских переселенцев есть какая-либо особенность, ради которой стоило бы оставаться среди своих [Розенберг, 1987].

Часто оказывается, что ассимиляция идет быстрее, если переселенцы первые несколько лет в новой стране проводят среди себе подобных. Израиль, например, вначале пытался построить свое государство по «принципу сеятеля», но потом отказался от этого и поощрял представителей разных государств сначала оставаться вместе и лишь потом, постепенно примыкать к «большой смеси». Соединенные Штаты являются замечательным примером этого; с другой стороны, там тоже есть иммигранты, навсегда остающиеся в своих анклавах, если они достаточно многочисленны. Так, Миннесота все еще полна норвежских поселений, жители которых традиционно ненавидят шведов, живущих в тридцати милях к северу.

Нормальные люди организуют свою общественную жизнь таким образом, чтобы их окружали им подобные. Не должны ли делать то же самое и не столь нормальные?

Но это им запрещено. Концентрация нуждающихся в помощи людей в одном месте – это именно то, что характерно для учреждений или, хуже того, гетто.

Здесь мы сталкиваемся с основной дилеммой нашего общества: те, кого называют душевнобольными, умственно отсталыми, или просто робкие люди – одиноки среди нас. Они еще более одиноки, чем многие «нормальные» одинокие, которых тоже немало в нашем обществе. Им можно помогать, но тогда они попадают в зависимость и становятся клиентами. Если им предоставить возможность помогать друг другу, тогда они остаются иными, отгороженными от нормальной повседневности «необычными». Что же предпочтительней? Что лучше, быть рассеянным среди нормального общества, жить рядом с нормальными людьми – не как равный, но получать от них помощь, вести почти нормальную повседневную жизнь, которая все же является зависимой жизнью клиента? Или остаться среди себе подобных, необычных людей, и вести жизнь далекую от нормы, но зато избавиться и от зависимости, и от одиночества?

Берит хорошая студентка. Она живет со своим другом – нормальная пара, совершенно нормальная жизнь. Берит приходит в ярость, когда речь заходит о коллективной жизни многих людей, имеющих затрудненное развитие. У самой Берит есть проблемы со зрением, и она долгое время жила с другими, большей частью слепыми людьми в одном большом доме. Ее обучали всему, что должны уметь слепые. Судьбой Берит должна была стать профессия телефонистки, но она сбежала, чтобы стать нормальной. Она ни за что больше не хотела быть вместе с исключительно ей подобными; она не хотела больше оставаться клиенткой.

У Берит могла бы быть другая судьба; она могла бы, например, родиться глухой. Расти одной тогда означало бы для нее, чрезвычайную меру изоляции. Вне общения с другими глухими она бы, по всей вероятности, рассматривалась бы как умственно отсталая. Не имея возможности слышать, она бы не научилась говорить. Со своими близкими она, вероятно, создала бы примитивную систему коммуникации. Если бы ее семья располагала достаточными средствами, ее, вероятно, послали бы в учебное заведение для глухонемых.

Было бы ей там лучше? Очень вероятно, что да. Не обязательно благодаря учителям, а благодаря другим глухонемым детям, которые, вероятно, тоже считались бы умственно отсталыми. Оказавшись вместе, они разделяют одну судьбу и делают то, что делают все люди, если им предоставляется такая возможность – создают альтернативы. Каждый человек стремится объясниться. Если кто-то лишен обычных средств коммуникации, он создает необычные. Глухие дети создают язык жестов, язык, основанный на положении и движениях пальцев, рук, губ и тела. Благодаря пребыванию вместе дети преодолевают ущербность, выпавшую на их долю.