Кавалер умученных Жизелей (сборник)
вернуться

Козлофф Павел
Шрифт:
* * *
И оказалось – Петухову всё равно.Париж ли, или что-нибудь другое.Арсений откровенно загрустил.– Я слишком не такой, как все другие.Как Пушкин я – «и вечные французы».Иду с тобой, отверженный нацмен.И – тянет. Не скажу – с души воротит.Я не дорос ещё. —– Совсем, как до Рупской?От длительной, закостенелой лениМозгами не работает Арсений! —– Ты обещала! —– Я уже молчу. —Арсений день назад вел разговор.– Послушай, – попросил её присесть,– В тебе сидит какая-то ошибка.Заел тебя какой-то амфибрахий. —– Скорее, пятистопный этот ямб.По жизни чертовщина происходит,И ты об этом хочешь написать…, —– Да нет же, хочешь – ты. И все выходит.Но говорить на «Амфибрахии» нельзя. —– А что – мешает? Это не специально. —– Но странно, – Петухов договорил:– И в этом есть источник обаянья. —
* * *
Борис с Оксаной встретили в ПарижеИ тут же пригласили их в кафе.– Так, вот какая вы, Наина Львовна! —– Когда меня так громко называют,Я думаю про «Крестного отца». —Наина, со своей гаврошьей стрижкой,Утратила свой бывший светский лоск.По-прежнему смотрелась очень юной.Да было её всего-то двадцать три.– Так числишься в коллекторских структурах.Скажи – как хочешь. Будем называть.Борис, Оксана…. Я – Роман, и…. —– Кира,Как краткое от имени Киржач. —– Отлично, Кира. Ты скажи ребятам,Кто с ними во главе стола сидит. —– Дон Карлеоне…. —– Это – бывший ты.А я теперь хочу о настоящем. —Французы – удивительный народ.Они в упор совсем не замечали,Гуляет как российская братва.– Ну, хорошо. Роман – хозяин края.Известный вам Арсений Петухов. —– Дошел до края, – пискнула Оксана. —И где по карте это отыскать? —– Он землю под Владимиром купил.И будет молодёжный город строить. —Оксана удивилась – ну и ну?Они с Борисом разом предложили:– Давайте, познакомим вас с Катрин.Хорошая французская девчонка. —Васильева как раз вернулась с лекций.Наина оценила моментальноСтоль значимую разницу с отцом.Арсений тоже сразу же заметил:«Как здорово, что ты росла одна.И дальше Бог, возможно, не оставит».Катрин схватила трубку – был звонок.– Да, здравствуй, папа. Здесь Борис с Оксаной.Наина Львовна тоже подошла.Ну, ладно, я конечно передам.А ты смотри, не очень нагружайся. —Настолько лаконичный разговор.– Он извиняется, его перехватили.Он очень рад, что вы ко мне пришли. —– Мне кажется, что и друзьями будем, —Наина искренне сказала, и тепло.– У нас ещё два дня Парижской жизни.Давайте вместе сходим в ресторан. —Друзья отца понравились Катрине.Но, все же, у неё была учёба,Поэтому сказала: – Может быть.Давайте, мы ведь можем созвониться. —И русские отправились гулять.Катрин же удивилась на отца.Но – спрашивать? Конечно, не спросила.Родительское слово, как закон.Он позвонил, но разговаривать не смог.И ждал звонка, когда гостей проводит.Когда он услыхал про ресторан,То тут же ей сказал: «Иди, конечно.Своди-ка их в японский на Монмартр.Уютно там, и много кабинетов,Развешаны панно из тростника».– Тебе видней, что русским интересней. —– Но ты не говори, что это я.Ты – местная, и всё отлично знаешь.Когда задумали? —– Наверное, что завтра. —– Отлично. Как решите – позвони. —Катрина думала – какой отец хороший!Васильев думал, что Катрина молодец.
* * *
А время подгоняло уезжать.В Россию, во Владимирскую область.Коллектор выбил деньги на мечту,Хотел её в реальности увидеть.Назавтра предстоял последний день,И ужин в ресторане на Монмартре,Который предложила им Катрин.– Как будто её хочется утешить, —Задумался могучий Петухов.– Но, разве это повод к состраданью,Что ей с папашей мало повезло? —– Не мудрствуйте, товарищ Петухов.Пора закрыть «Васильевское» дело.И лучше вспоминать о славной дочке,Чем морщиться при имени отца. —С Катриной они встретились под вечер,Решили – прогуляются пешком,И не заметили, как вышли на Монмартр.В том плане, что они бульвар не знали,А их вообще никто не замечал.Катрин казалось – русские грустят,А в чем причина – было непонятно.Зачем сыр-бор весь этот городитьС заведомо ненужным рестораном?Но, все же, уговор дороже денег.Их встретили у входа: «Комбан ва».– Что говорят? И всё у них с поклоном, —Затронул грусть японский колорит.– Я думаю, – а что ещё, Катрин?– Что девушка сказала: «Добрый вечер». —И гейша подтвердила: Бон Суар.Японские народные мотивы,Звучание щипковых инструментов,Дарило Impression об их стране,Загадочнее многих на востоке.Большие тростниковые панноРазметили пространство на отсеки,И гости все могли бы созерцатьЛишь тех, кого хотели бы увидеть.Народные костюмы и прически,Сугубо театральный четкий грим,Давали европейцам впечатленье,Что женщин этих, а скорее, кукол,Держали, как приманку для гостей.Казалось, что японский дух витал,Но в одомашненном, чуть-чуть французском виде.Наина искренне, открыто так сказала:– Коль можете, то экскюзе [21] Катрин,Что вытащили вас на эту встречу.Но это – по велению души.Мы едем начинать другую жизнь,И встреча с дочерью «волшебного» отцаДля нас, тут нет сомнений, символична. —– Я буду там, в России, по весне.Конечно, непременно встречусь с вами. —Молчавший Петухов тут оживился:– И сходим мы в японский ресторан. —Для них заранее уже накрыли стол.– Разлей Саке, и выпьем за знакомство. —Столь вкрадчивый и теплый алкогольТопил причины непонятной грусти.Но всё-таки ещё не до конца.Арсений, сам не зная – почему,Терзал Катрин, распахивая душу:– Нас мучает сомнение, Катрин,Что больно уж мы сильно замахнулись, —Пытался вслух осмыслить Петухов.– Сомнения – застойное болото.Но, даже очень светлые умы… —– Не мелют чуши в радостном застолье. —Наина прервала его поток.Звонок не дал покоя Катерине.Она поговорила по-французски,Сказала, что придется уходить.– Приехала знакомая литовка,Сегодня же уедет в Лиссабон.А мама с ней прислала мне подарки.Мне надо к поезду, Николь передала. —– Досадно, что так мало посидели. —– Да вы сидите, здесь так хорошо.Наина, ты спросила про Шанель?Тут рядышком, пойдем со мной, посмотришь. —– Могу уйти на несколько минут? —Наина Львовна, видно, колебалась.– Я только посмотрю, как отыскать. —– Какая скука, если столько гейш? —Кивнул Арсений отвлеченно, в воздух.– Но, может быть, ты можешь не ходить? —Наина лишь помедлила секунду,Но все же поднялась идти с Катрин.– Я – скоро, – и они вдвоем ушли.Скучать Арсению буквально, что не дали.Три д`евицы в японских кимоноУхаживали, будто за султаном.Одна – с поклоном тазик подалаС какой-то ароматною водою,Чтоб русский – сан в ней руки освежил.Вторая – все закуски поменяла,И стала Петухова угощать.А третья, видно – главная у них,Повыше и уверенней в движеньях,Заведовала выдачей Саке.Напиток принесла в другом сосуде.Сказала ему: «Дозо, монсеньор»,С поклоном предложила ему выпить.– И вправду, вкусно, – он всю «чарку» осушил.Японка вся искланялась: «ВАСАРТА».И он подумал – это сорт Саке.

21

Простите (франц.)

* * *
А девушки, лишь за угол свернули,Как тут же обнаружили бутик.Без вывески, со скромным чёрным платьемВ окне витрины. – Вот – Коко Шанель. —Катрин помчалась быстренько на встречу.Наина же зашла на пять минут.Купила одну блузку, и вернулась,Надев её, как лучший сувенир.При четкой общей строгости покрояБлузон имел такой парадный вид,Что сделал появление Наины,Царицей на ликующем балу.Арсений даже встал от восхищенья.Так слушал он Наинины слова:– Наряд этот – конец моим сомненьям.Коко Шанель не стала бы Коко,Когда бы на секунду сомневалась.Уверенность к победе привела.Я вижу, ты уже распорядился? —Не ясно, что стояло на столе,Но вид и ароматы впечатляли.– Все кланялись и говорили «Дозо», —Арсений пересказывал взахлеб.– И гейша принесла ещё Саке.Я пробовал и выпил – очень вкусно. —– Налей и мне, я теплое люблю.Давай – за исполнение желаний. —– Прекрасно. Ради этого – до дна. —Напиток был не крепок и хорош.Наина его просто смаковала.– А вкус её как будто бы другой. —– Здесь разные саке, в ассортименте.И гейша назвала его «ВАСАБИ». —– Ты спутал. Так японский хрен зовут. —– Возможно, – не то время, чтобы спорить.Панно, что разделяли этот зал,Теперь казались стенами дворца,А простенькие скромные мотивы,Звучали, словно музыка богов.И виделись такие перспективы,В грядущем, что захватывало дух.– Наина, о Наина, боже мой!Какое счастье, что мы повстречались!Ещё Саке? Божественный нектар. —Любовь вполне заслуживала тоста,И ей во славу выпили до дна.Крещендо чувств закатывалось в форте.Опять явилась ласковая гейша,Узнать у них, не нужно ли чего.Наине что-то было в ней знакомо,Но только промелькнуло в голове.Не время размышлять об этой гейше,Когда дождались праздника души.– Скажите, как вы это называли? —С поклоном обратился ПетуховК таинственной фигуре от Кабуки.– Да где же ей по-русски понимать?А кроме «дозо» я у них не знаю. —Кувшин с Саке он поднял со стола,И слово “name” [22] из памяти возникло.Не важно, что подумала японка,Но мелкими шажками заспешилаК панно, что отгораживало зал.И, прежде чем исчезнуть, повернулась,Чтоб бросить им название: «Васарт».В Наине уже пело торжествоТакого же огромного накала,Как у Чайковского в апофеозе «Пятой».Хоть память подсказала, если гейшу,Раздеть и сбросить маску от Кабуки,То фрейлин может многое сказать.И, что «Васарт» родился от «Васюхи».«Но, что набор из слов о подлой мести,Для жительницы райской стороны?»Наина просто звонко рассмеялась.Ведь ей хотелось всех благословить.Арсений сгрёб её в охапку, и помчались.От муторных всех дрязг и суеты.От заблуждений и привычки сомневаться.Благословляя остающихся людей.Им дали персональный самолёт.Не крошку, а огромный белый лайнерС салоном из прозрачного стекла.Стремительно набрали высоту,И вот уже парили над землёю.– Смотри, Арсений, МИГи, как дельфины,Кружатся возле нашего борта. —– А этот, как заправский заводила,Он что-то четко пишет в вышине. —– И белый расплывающийся следУносит эти буквы к горизонту. —– Я прочитал, Наина, милая:“THE END”.

22

Имя (англ.)

Рассказ для Петухова

Благие намерения

В начале марта знаменитые турецкие курорты, чудовищно забитые с апреля по октябрь, начинают как бы раскрутку от прохладной зимы, чтоб к наступлению лета набрать обороты. Природа уже бурно оживает, но отдыхающих пока ещё немного. Чуть в глубине от побережья можно найти прекрасные футбольные поля, их арендуют клубы северных широт для тренировок их команд, чтоб не утратили физическую форму в зимнем межсезонье. Почти плюс двадцать днем, отсутствие туристов и дождей, не так уж много отвлекающих соблазнов – вот очевидные достоинства, чтоб привлекать спортсменов.

А недостатки? Впрочем, где их не бывает.

Известный тренер Вяхирев ценил возможность зимних тренировок. Он в этот раз привез своих ребят на прежний стадион, но с новою задачей. Недавно клуб переманил двух игроков через трансфер, и требовалось за короткий срок состыковать командную игру, чтоб новеньких поставить в основной состав. Могучий итальянец укреплял защиту, а темпераментный «латинос» – правый край. За две недели что-то сделать удалось. И, безусловно, крики наставлений, в которых Петр Андреевич руководил игрой, законспектировали общие намётки. Он подобрал ключи к важнейшим звеньям игроков, и мог спокойно улететь в Москву, не сомневаясь в нужных требованиях тренерской бригады.

В тот день Петр Андреевич собрался уезжать.

Отель с рассвета жил работой разных служб, бесшумной для покоя постояльцев. Разминка перед стартом наступающего дня.

Диск солнца поднимался по безоблачному небу, как будто в дымке, наподобие вуали, что нежный ветер умудрился приподнять с лица весны. Свет и тепло распространялись повсеместно, стремясь проникнуть в каждый уголок.

Один нескромный луч чуть преломился сквозь окно, и – оживил комфортный номер полулюкс; искрился в зеркале, висевшем на стене апартаментов, но не был очень жгуч и радовал прозрачным светом. Он, поступательно, проплыл по телу спящего мужчины, бесцеремонно задержался на лице. Спонтанно задрожали потревоженные веки. Мужчина, вроде бы, моргнул, но не проснулся.

Небесный снайпер взял прицел на безмятежность сна, сумел попасть в «десятку» подсознания мужчины.

И только к вечеру указанного дня, садясь на самолет, футбольный тренер Вяхирев, чуть усмехнувшись, вспомнил, что поутру, в последнем сновидении, он вроде двигался по тёмному туннелю, и ощущалась сдавленность пространства. Он умудрялся всё-таки лететь, покуда вдалеке не замаячил свет. Свет постепенно и упорно разгорался, как будто бы работал реостат. Пока не сделался настолько нестерпим, что от него мучительно сощурились глаза.